над ним, ни даже обществом сидевшей подле него барышни (пусть и не очень привлекательной, не могу не признать). Нет, ему надо было раскрыть книжку, дабы с толком использовать время, пока переваривается в желудке его скромный обед и отдыхают натруженные члены, не привыкшие к долгой ходьбе.
Хотя, пожалуй, он все-таки выкроил минуту-другую, чтобы обменяться парой слов или взглядов со своей приятельницей, – во всяком случае, она явно не чувствовала себя обиженной его поведением, потому что, когда мы пришли, с весьма довольным видом разглядывала его бледное, задумчивое лицо, а ее простецкие черты сияли редкой веселостью и безмятежностью.
Дорога домой была для меня совсем не такой приятной, как в первой половине дня, ибо теперь миссис Грэхем ехала в коляске, а моей спутницей стала Элиза Миллуорд. Она заметила мой интерес к молодой вдове и, очевидно, чувствовала себя отвергнутой. Огорчение свое она выражала не язвительными упреками, едким сарказмом или упрямым надутым молчанием – все это, или частично, я бы с легкостью стерпел или обратил в шутку, но оно проявлялось в этакой кроткой меланхолии, мягкой укоризненной смиренности, которые ранили меня в самое сердце. Я старался ее развеселить, и к концу пути мне до некоторой степени это удалось, но всю дорогу я мучился угрызениями совести, понимая, что рано или поздно эти узы придется разорвать, а сейчас я лишь подпитываю ложные надежды и оттягиваю черный день.
Когда коляска приблизилась к Уайлдфелл-Холлу, насколько позволяла дорога – разумеется, кружным путем по ухабистому проселку можно было подъехать и ближе, но миссис Грэхем ни за что бы на это не согласилась, – они с сыном высадились, Роза пересела на козлы, и я уговорил Элизу занять освободившееся место. Усадив ее поудобнее, попросив остеречься вечерней прохлады и пожелав доброй ночи, я почувствовал огромное облегчение и поспешил выразить миссис Грэхем свою готовность донести ее вещи вверх по склону, но она уже подцепила складной стульчик на локоть, в другую руку взяла альбом и тотчас же распрощалась и со мной, и с остальными. Но на сей раз она отказалась от моей помощи так любезно и миролюбиво, что я почти ее простил.
Глава VIII. Подарок
Прошло полтора месяца. Стояло чудесное утро на исходе июня. Почти все сено было уже скошено, однако последняя неделя выдалась весьма неблагоприятной, и вот теперь, когда наконец распогодилось, я, полный решимости наилучшим образом воспользоваться этим, стянул на сенокос все рабочие силы и сам, в сорочке и легкой соломенной шляпе, трудился не покладая рук во главе порядочной шеренги слуг и батраков, подхватывая охапки влажной, обдающей затхлым духом травы и развеивая ее по всем ветрам небесным, намереваясь работать с утра до ночи с тем же усердием и стараньем, коих мог требовать от других, и, способствуя успеху собственным трудом, вдохновлять их своим примером. Но не тут-то было! Все мои начинания пошли прахом лишь из-за того, что прибежал мой братец и вручил мне небольшую посылку, только что доставленную из Лондона, которую я давно ждал. Сорвав обертку, я обнаружил