меня сопровождать.
– Но у вас же есть прислуга, – сказала Роза, – почему бы вам не оставить его с ней?
– У нее много других забот, и, кроме того, она слишком стара, чтобы уследить за ребенком, а он мальчик подвижный, ему не усидеть возле пожилой женщины.
– Но вы же оставляли его, когда ходили в церковь.
– Да, один раз такое случилось, но я бы ни за что не оставила его ради чего-то другого, и в дальнейшем, думаю, мне придется как-то исхитряться брать его с собой, или же самой сидеть дома.
– Он что, такой озорник? – спросила матушка, едва сдерживая возмущение.
– Нет, – ответила миссис Грэхем, с грустной улыбкой перебирая русые кудряшки на голове сына, сидевшего на скамеечке возле ее ног. – Просто он мое единственное сокровище, а я его единственный друг, поэтому мы не любим расставаться.
– Помилуйте, дорогая, но это же полное безумие! – заявила моя прямодушная родительница. – Надо стараться пресекать все эти глупые нежности, дабы уберечь сына от гибели, а себя от насмешек.
– От гибели, миссис Маркхем?!
– Именно! Чрезмерная любовь портит ребенка. Даже в таком возрасте ему не следует постоянно держаться за маменькину юбку. Он должен стыдиться этого.
– Миссис Маркхем, прошу вас впредь не говорить подобных вещей, по крайней мере, в его присутствии. Надеюсь, мой сын никогда не будет стыдиться любви к своей матери! – вымолвила миссис Грэхем с величавой твердостью, ошеломившей всех присутствующих.
Матушка попыталась было успокоить гостью какими-то увещеваниями, но та, видимо, сочла, что на эту тему сказано достаточно, и резко перевела разговор в другое русло.
«А я был прав, – подумалось мне. – Характер у этой леди и впрямь не сахар, что никак не сообразуется с ее милым, бледным личиком и высоким лбом, на котором, кажется, в равной мере оставили свой отпечаток страдания и думы».
Все это время я сидел за столом в противоположном углу гостиной, делая вид, что погружен в чтение «Журнала для фермеров», который я как раз просматривал, когда вошла наша гостья. Не утруждая себя излишней учтивостью, я ограничился легким поклоном и вновь углубился в чтение.
Вскоре, однако, меня отвлекли чьи-то легкие, но робкие шажки, неуверенно приближавшиеся ко мне. Это был Артур, которого неудержимо влекло к лежавшему у моих ног Санчо. Подняв глаза от журнала, я увидел, что мальчик замер в двух шагах от меня, заворожено глядя на собаку, но не страх перед животным приковал малыша к месту, а застенчивое нежелание приближаться к его хозяину. Легкого ободрения было достаточно, чтобы он решился подойти. Стеснительный парнишка, но не бука. В следующее мгновение он уже сидел на ковре, обнимая пса за шею, а еще через пару минут, взобравшись ко мне на колени, с живейшим интересом изучал разные породы лошадей, коров и свиней, изображенных на картинках в моем журнале, и зарисовки образцовых фермерских хозяйств. Время от времени я поглядывал на его матушку, любопытствуя, как ей нравится эта внезапно возникшая близость, и по ее беспокойному