продолжается довольно долго. Наконец Сережа насыпает полную чашечку и спрашивает:
– Много?
– Много, – говорит мама, вытирая чашки.
Сережа, просияв улыбкой, высыпает всю фасоль обратно в жестянку и начинает сначала:
– Мало?
Он мог бы заниматься этим еще долго, но в это время звонят, и входит Баб-Вав.
– Погода очень хорошая, – говорит она. – Я пришла погулять с Сережей.
Баб-Вав – неродная бабушка. Она очень толстая и очень добрая. Сережа очень ее любит. Но все-таки он стоит в нерешительности: а как же фасолька? Но Баб-Вав берет его за руку, а мама уже надевает шапку.
– Мы пойдем к пруду, – говорит Баб-Вав. – Хочешь?
– Хотю.
Стоит конец августа, и листья на березах уже желтеют, но на небе ни облачка и на солнышке даже жарко. По дороге встречается много гусей. Совсем недавно Сережа называл их «га-га-га», а потому гулять у него называлось «га-га-га», но теперь он уже хорошо говорит «гуси».
– Вон перышко, – говорит Баб-Вав. – Это гусь, верно, потерял.
Сережа поднимает перышко и бежит за гусем:
– На, гусь. Гусь, на!
Но гусь с криком, растопырив крылья и вытянув шею, хочет ущипнуть Сережу за палец, и Сережа бежит обратно тоже с криком.
На пруду плавают утки. Пруд длинный, похож на реку. В самом узком месте через него идут мостки. Сережа стоит на мостках и кричит: «Ути, ути!» Он уже забыл свою обиду на гуся. Ему очень весело. Он бывал здесь не раз за свою двухлетнюю жизнь, но как будто впервые понял, как все это – вода, облитая солнцем, желтеющие деревья, смешные проворные утята – удивительно, интересно и красиво.
– Сережа, посмотри назад, – говорит Баб-Вав.
Сзади, совсем близко, плывет быстро-быстро, перебирая лапками, большая утиная семья. Может быть, ему хотелось сказать Баб-Вав о том, что жизнь прекрасна. Но он только всплескивает руками и произносит в восхищении:
– Ой, батюски, еще ути!
Каприз
Мама часто говорила:
– Сережа, прогони каприз.
Сереже было три с половиной года. Нельзя сказать, чтобы он был злой или упрямый мальчик, но только он никак не мог примириться с тем, что что-нибудь происходит не так, как ему казалось должным.
Башмаки, например, надо было застегивать крючком, а крючок Сережа должен был сам вешать на место. Если же кто-нибудь застегнет ему башмаки без помощи крючка, Сережа плакал и требовал, чтобы все сделали сначала.
Сережа очень любил встречать папу, когда тот приезжал из Москвы. Но иногда случалось, что Сережа еще не успеет выйти на крыльцо, а папа уже входит в переднюю. Тогда начинался ужасный рев:
– Я хотел встретить…
И папа поскорее опять надевал шапку и, не снимая заплечного мешка, убегал на улицу, а Сережа бежал за ним его встречать, и через пять минут оба возвращались очень довольные. А если папа очень устал, и спешил поговорить с мамой, и не хотел опять идти на улицу, Сережа долго плакал:
– Я не успел встретить…
Вечером обыкновенно мама брала Сережу на руки или на спину и несла в кроватку. Но раз у мамы болела голова, и она попросила няню снести его спать.