как Сережа научился гнать каприз, взрослые научились ему помогать. Для этого выработались разные приемы: можно было слегка похлопать Сережу по спинке и подуть за воротник рубашки или пошарить за воротником, чтобы выгнать спрятавшийся каприз; можно было покричать на него и даже потопать: каприз бежал с позором, а Сережа сквозь слезы сиял улыбкой. Но удивительно, что иногда все – и Сережа, и мама, и другие – забывали об этом простом и могущественном средстве, а каприз пользовался этим и праздновал победу.
Случилось раз, что мама приехала с Сережей в Москву. У нее была большая тревога за папу, и она была утомлена и расстроена. Вечером пришла нежеланная гостья. Мама сидела с ней в бабушкиной комнате, а Сережу уложили рядом в дедушкином кабинете.
Сереже уже давно полагалось засыпать одному. Но здесь, в чужой комнате, и оттого, что мама с ним плохо простилась, ему было очень скучно. Он плакал и звал маму.
Бабушка хотела к нему пойти, но мама ей не позволила. Она сказала:
– Я с таким трудом приучила его засыпать одного, а если раз около него посидеть, то он и всегда будет просить.
Сережа вспомнил, что надо прогнать каприз, и не мог. Ему казалось, что какие-то страшные капризы лезут на него из-под дивана и крепко держат его длинными пальцами.
Он плакал и кричал.
В бабушкиной комнате разговор не клеился. Всем было скучно.
– Бедный мальчик, – сказала гостья, – пойдите уж к нему.
– Совсем не нужно, – отвечала мама, – он так лучше успокоится.
Если бы она слышала, что кричал Сережа, она, пожалуй, бы к нему подошла. Он кричал:
– Помогите мне кто-нибудь прогнать каприз!
Но мама этого не слыхала. Она закрыла покрепче дверь и разговаривала с неприятной гостьей.
И Сережа плакал, пока добрый сон не прогнал все капризы.
Коклюш
На стене висела длинная бумажка. Против чисел месяца стояли палочки неровными заборчиками.
Палочками я отмечала каждый приступ кашля, чтобы знать – сколько их было за день.
Заборчики делались все длиннее, а Сережа худел и бледнел. Коклюш мучил его уже месяц и не успокаивался. Надо было питать Сережу как можно лучше, но питание все выходило обратно при кашле.
Лекарства не помогали. После приступа, лежа в изнеможении, Сережа протягивал дрожащую руку к чашечке с размоченной просвиркой и говорил слабеньким голоском:
– Святые лекарства лучше помогают.
В этот день было больше 20 припадков, и последний был очень силен. В тазике, над которым наклонялся Сережа, было много крови. Легочные сосуды разрывались от страшного напряжения.
Я была одна с Сережей в тихом мезонине, который нам уступила Баб-Вав. И когда Сережа наконец уснул на большой Баб-Вавиной кровати, я с тоской посмотрела на часы и на свой диванчик.
Было почти и часов. Я очень устала. Ложиться спать? Но ведь я знала, что не пройдет и часа, как меня разбудит слабый, задыхающийся крик и мальчик забьется, захлебываясь в судорожном, воющем кашле.
Ночью припадки были так же часты, как и днем. Сегодняшний