но мать иногда казалась ему настоящей колдуньей. Поэтому он её и побаивался с детства, хоть она ни разу не ударила и не крикнула на него. Ей достаточно было посмотреть на него своими огромными чёрными глазами, чтобы он подчинился.
– Адам, он даст тебе власть. Много власти, – продолжала княгиня Чарторыйская. – Он пообещает тебе всё, чего ты не попросишь.
– Даже Польшу? – тихо спросил Адам.
– Даже Польшу, – подтвердила его мать. – Но ты её не получишь. По крайней мере, из его рук.
– Так мне ехать? – спросил он после минуты молчания, наблюдая за матерью. Она всегда казалась Адаму самой красивой женщиной на свете, хотя, объективности ради, Изабелла не относилась к числу безусловных красавиц. Но недостатки внешности не мешали её успеху у мужчин – и каких мужчин! Русский наместник в Варшаве, князь Репнин; родственник её мужа, король Станислав Понятовский; известный похититель сердец, командир французской королевской гвардии герцог Бирон де Лозэн – все они побывали у изящных стройных ног этой удивительной польки во время оно и все сходились в одном: она неподражаема. И это действительно было так. Адам недаром привёз ей из Италии леонардовский портрет неизвестной дамы с горностаем. Как и все женщины, изображённые великим флорентийцем, Изабелла Чарторыйская оставалась “закрытой книгой” – даже для собственного сына, чего уж говорить о других?
– Поезжай, конечно, раз зовут, – сказала женщина спокойно. – Только будь готов к тому, что врагов у тебя станет в два раза больше, чем раньше. И не стремись вернуть, что было. Ты понял, о чём я?
Адам кивнул. Конечно, он не такой дурак, чтобы рассчитывать на продолжение отношений с императрицей. Это – в прошлом. А что же в будущем?
…Этим же вечером он показал ей картину Леонардо да Винчи, купленную в подарок.
– Я надеюсь, это копия? – спросила княгиня, улыбнувшись.
– Что ты, мама. Это оригинал, – Адам притворно обиделся.
– И стоит сумасшедших денег, – подтвердила она.
– Ты думаешь, оно того не стоит? – князь критически оглядел картину. – По-моему, “Дама с горностаем” по мастерству исполнения уступает только “Моне Лизе”.
Изабелла отошла подальше, вгляделась в светлое, безмятежно-таинственное лицо неизвестной флорентийской красавицы.
– Тебе она никого не напоминает? – проговорила княгиня спустя несколько минут.
Адам пожал плечами. Он не хотел говорить, что эта “дама с горностаем” столь же загадочна, как и его родная мать, – этим портрет и привлёк его.
– Она чем-то похожа на нашу Анж, – продолжала дама, подойдя к полотну поближе.
– Да? Она же совсем девчонка, – небрежно отвечал её сын.
– Давно ты её не видел. Увидишь – не узнаешь, – улыбнулась Изабелла. – Не возражаешь, если я включу эту картину в часть её приданого?
– Это твой подарок, мама, – проговорил князь. – Делай с ним что хочешь, можешь даже сжечь.
– Зачем?