консульского «фигаро». Михаил Иванович занимался множеством дел и чаще всего одновременно. Но такая роль давала и свои преимущества: он не вызывая подозрений, мог появляться там где «дворнику недоступно, а послу неудобно».
Конечно же, Иванов был молодым, неопытным разведчиком, и делал на этом поприще свои первые шаги. Решение будущих оперативных задач требовало соответствующего профессионального уровня, и потому капитану до конца 1941 года предписывалось повысить свои языковые навыки, дабы иметь возможность работать с иностранцами. Он должен был изучать столицу, обстановку и контрразведывательный режим, подобрать места встреч и явок, тайники, сигналы, в общем, все, что называется средствами агентурной связи.
С этой целью, под прикрытием служебных консульских дел, Иванов несколько раз в неделю на машине, но, чаще всего на велосипеде или пешком, выходил в город. Откровенно говоря, агентам наружного наблюдения полиции («токко кейсатцу») с ним было нелегко.
Так он выполнял главную задачу Центра – подготовиться к самостоятельной оперативной работе в условиях столицы – Токио.
«Все это время, – будет рассказывать Иванов, – я помнил, о Зорге. Мой интерес, возникший к нему еще в Москве, не ослабевал. Но пока общение наше было невозможным. Впрочем, вскоре в этом направлении я сделал первый шаг».
В апреле 1941 года в Токио из поездки в Берлин и Москву возвращался министр иностранных дел Японии Иосуке Мацуока.
Консул Виктор Зайцев приказал Иванову собираться.
– Мы едем встречать Мацуоку. Есть дело и для тебя.
Михаил Иванович по военной привычке не любил задавать лишних вопросов. Это потом он поймет – Зайцев, который принял на связь «Рамзая» и провел с ним несколько встреч, решил, что пришло время показать молодому оперативнику их особо ценного агента – Зорге.
На аэродроме Ханеда министра встречали высокопоставленные японские чиновники, дипломаты, военные. Иванов находился в группе советских дипломатов вместе с советником Дмитрием Жуковым и консулом Виктором Зайцевым.
Выбрав удобный момент, Зайцев обратил внимание Иванова на немецкого журналиста Рихарда Зорге. Он стоял невдалеке с коллегами-журналистами.
Самолет совершил посадку и подрулил к зданию аэровокзала. В открытых дверях появилась характерная фигура Мацуоки. Толпа встречавших пришла в движение, защелкали затворы фотоаппаратов, засверкали вспышки. Корреспонденты устремились к самолету. Зорге задержался, а потом не спеша, слегка прихрамывая, зашагал к лайнеру.
Он прошел рядом с советскими дипломатами, не обращая на них никакого внимания. Иванов увидел по-европейски одетого человека, средних лет, без головного убора. Прядь темных волос спадала на лоб. Он был оживлен, шутил с шагавшими рядом коллегами.
Возвращение Мацуоки из европейского вояжа внесло оживление в журналистские и дипломатические круги. Японские газеты вовсю расхваливали дипломатическое мастерство и политическую дальновидность министра.
«Через