себе представить, чтобы они пропагандировали бы пьющих молодогвардейцев или гуляющих по ресторанам коммунистов с невестами не первой свежести!
– А что это за невесты? – спокойно спросил сидевший на первой парте Миша Флейшмахер.
– Спроси у своего папы, он точно знает! И совсем не лишние сто грамм боевого пайка определили поведение комсомольца Александра Матросова! – продолжала урок учительница – советские литераторы никогда не пишут о похабщине, воспеваемой империалистическими писаками. Сами никогда не пили водку и шмурдяк, и другим не советуют!
Вова Будниченко жил неподалеку от Привоза и не понаслышке нал о приключениях бывших партийных товарищей.
– Мария Александровна, а правда, что Сильва до войны была комсомолкой, а при румынах спилась?
– А где ты читал о таком в советской литературе? На Привозе, по-твоему, что – Союз писателей СССР?
– В Одессе, чтоб вы знали, написали Ильф и Петров про золотого теленка! – Вова торжествовал. Про книгу знаменитых сатириков он точно знал: об этом говорил его папа.
– Вова, – смягчилась Мария Александровна – а кто в этом произведении был комсомольцем?
– Наверное, Остап Бандера – у Буды перемешались в голове рассказы учительницы украинского языка и отцовские – ничего, я у папы спрошу, он всех ханурей с Привоза знает.
– Ладно, Вова, садись уже. Мы сегодня обсуждаем совсем другую тему, а именно роль комсомола в советской литературе и чем отличаются наши писатели от империалистических бумагомарак…
– О! Я как раз хотел рассказать о бумагомараках, которые в нашем дворовом туалете испачкали все газеты, даже с портретами самого товарища Сталина! – перебил учительницу Вова Балан. Он честными глазами глядел на Марию Александровну, ожидая солидарного возмущения по поводу оскверненного лика вождя.
Учительница растерялась. Она понимала, что ученик говорит правду, но собиралась-то она рассказывать совсем о других бумагомараках… Выручил ее звонок, после которого класс дружно заспешил в школьный коридор.
Хотя на этот раз ученики вели себя хорошо, урок был испорчен. И опять мешали эти Вовы и пытался сказать что-то этот Маляр.
Хорошо, что не присутствовал кто-то из гороно – подумала учительница – никто не расскажет, о чем говорили дети. За такое можно получить, и совсем не то, чего хочется. И жаловаться некому. Кто заставлял говорить об этих самых буржуазных бумагомараках? Дети все равно Ремарка не читали, да и вряд ли будут. А понимают они всё пока слишком буквально.
И еще этот Мамут-баламут… Что за песни он распевает во все горло в школьном туалете на первом этаже?
А хули-и-ишь, а хули-и-ишь,
Оставишь и покуришь…
Ладно, вот за такое не посадят. Пусть поет! А вдруг Миша Флейшмахер расскажет своему отцу о том, что я узнала о врагах народа, подтирающих задницу портретами вождей? «Знала – не сказала»? Не, нужно-таки менять работу!
Нам на перемене тоже было, что обсудить между собой.
– Ну как мы ее? – смеялся Буда.
– Как