надо их бояться. – Райдо сунул медведя под мышку и свою альву за руку взял, так и ей спокойней, и ему приятно. – Они просто… присматривают.
И присматриваются.
Альва им не по нраву, Райдо чувствует глухое, скрытое недовольство. И сама мысль о том, чтобы пригласить кого-то в дом, уже не кажется удачной.
– Я не боюсь. Я разумно опасаюсь.
– Общество Ната на тебе дурно сказывается?
– Это почему?
– Хмуришься и ворчишь.
– Я не ворчу, я…
– Разумно возражаешь.
– Именно. – Она все же подвинулась ближе и пожаловалась: – У тебя руки холодные… и… можно, я на улице подожду?
– Нельзя.
– Райдо…
– Ты не хочешь его видеть?
Покачала головой.
– Он тоже тебя…
– Нет! – Ийлэ вцепилась в палец. – Нет, он… он просто… я не могу объяснить!
– Спокойно.
– Я… я спокойна. Почти.
– Вот именно, что почти. Если хочешь, вообще туда не пойдем. Я потом один съезжу…
– А я…
– Останешься в доме.
– Без тебя? – Эта мысль определенно пришлась ей не по вкусу. Ийлэ отвернулась, но отражение ее в витринах, слишком близкое, слишком яркое, чтобы спрятаться, показало гримасу ее лица. – Я… не хочу оставаться там без тебя.
– Они…
– Я знаю. Ты им веришь. Ты… они… твоей крови… расы… но я…
– Боишься?
– Да, – выдохнула она. – Боюсь. Я… я почему-то всего боюсь. И это пройдет, наверное, но не сейчас… я понимаю, что они не тронут меня, что ты запретил, только… мы вместе пойдем. Сейчас. Ладно? И я могу на улице, а могу с тобой… и с тобой лучше… – Она ухватилась за эту мысль, которая самой ей показалась внезапной, но вдохновляющей. – Да, с тобой лучше… тем более что я его знаю. Он неплохой человек, только… он здесь всегда был. То есть, конечно, не всегда, но раньше мне казалось, что шериф, он как город… часть города… и мэр тоже… и доктор. Представляешь, какая глупость.
Ийлэ говорила быстро, пряча свое волнение за этими вот словами, и Райдо слушал. Сжимал безмолвного медведя. Улыбался, потому что кому-то нужно было помнить, каково это вообще – улыбаться… и смотрел на витрины, правда, видел в них вовсе не охрану Ийлэ, а саму ее.
Белое лицо, заледеневшее. Маска притворной радости, хотя для радости поводов вовсе нет. И содрать бы ее, но тогда только с кровью, потому как собственное Ийлэ лицо не готово еще открыться.
– Они были, сколько я себя помню… и я думала, что так будет всегда, до самой моей старости… лет до тридцати. А то и до сорока.
– Мне тридцать восемь.
– Да? – Ийлэ остановилась. – А старым ты не выглядишь…
– Я и не старый вовсе.
– Не обижайся.
– Не обижаюсь, но… так что там с шерифом? Он тоже на чай заезжал?
– Случалось. – Она все еще стояла, разглядывая Райдо.
Тридцать восемь – это ведь не много?
У него братья старшие… и Кейрен, но тот сам почти щенок… и вообще, Райдо не чувствует себя старым. Уставшим – это да, есть