нужно преодолеть. Я старалась заглянуть в будущее и угадать, кто будет драконом и что это за множество препятствий. Но я всегда отлично знала, кто ведьма. И это самое печальное.
Я встала и вышла на верхнюю веранду посмотреть на луну. У перил, тоже глядя на луну, стоял Крис. По его сгорбленным плечам (обычно они были гордо развернуты) я поняла, что он совершенно опустошен, так же как и я. Я встала на цыпочки, чтобы напугать его, но он услышал, повернулся и раскрыл объятия. Я бездумно шагнула к нему и сомкнула руки у него на шее. На нем был теплый халат, подаренный мамой на прошлое Рождество, он был уже мал. Я положу ему под елочку новый, с его монограммой – КФШ, потому что он не хотел больше называться Фоксвортом, а хотел Шеффилдом.
Его голубые глаза заглянули в мои. Наши глаза так похожи. Я любила его, как лучшую часть себя самой, светлую и счастливую часть.
– Кэти, – прошептал он, и его глаза подозрительно заблестели. – Если ты хочешь поплакать, давай, я пойму. Поплачь и за меня тоже. Я надеялся, я молился, чтобы мама приехала и дала какое-нибудь приемлемое объяснение тому, что она с нами делала.
– Приемлемый предлог для убийства? – с горечью спросила я. – Какой можно придумать приемлемый предлог для убийства? Она не столь изобретательна.
Он выглядел таким жалким, что я снова обняла его, одной рукой гладя его волосы, а другой – щеку. Любовь – слово всеобъемлющее, но это совсем не то, что секс, это во много раз сильнее. Когда он спрятал лицо в мои волосы и заплакал, меня переполняла любовь к нему. Всхлипывая, он снова и снова повторял мое имя, словно в этом мире только я осталась реальной и надежной, а больше никому нельзя было верить…
Каким-то образом его губы нашли мои, и мы стали целоваться, целоваться так страстно, что, не в силах бороться с желанием, он попытался увлечь меня в свою комнату.
– Я просто хочу обладать тобой, вот и все, ничего больше. Скоро я уеду в школу, там у меня ничего не будет. На прощание, Кэти, пожалуйста.
Я не успела ответить, он снова схватил меня в объятия и стал целовать с такой испепеляющей страстью, что я испугалась, но и ощутила ответное желание.
– Перестань! Не делай этого! – крикнула я.
Но он не слушал, гладил мою грудь и высвобождал ее из-под халата, чтобы можно было поцеловать.
– Крис! – Я действительно рассердилась. – Нельзя любить меня так, Крис. Ты уедешь, и все, что ты чувствуешь ко мне, сойдет на нет, как ничего и не было. Так мы должны любить других, а не друг друга, тогда мы сохраним чистоту. Не можем же мы буквально повторить историю своих родителей! Мы не будем повторять их ошибок!
Он обнял меня крепче и не сказал ни слова, но я чувствовала, что он задумался о том, что никаких «других» не будет. Что в этом мире он верит только мне, потому что, когда он был совсем юн и очень, очень раним, одна женщина вероломно его обманула, предала и рана его слишком глубока.
Он отступил со слезами на глазах. Но я должна была разрубить этот узел сейчас, немедленно. Для его же пользы. (Все, что мы делаем,