может.
Перед вокзалом Ватерлоо скопилась очередь автобусов с детьми. Проезжая мимо, они услышали пронзительные детские голоса, распевающие популярную песенку.
– Бедняжки, – пробормотал Эдвард. – Наверняка многие из них едут за город впервые в жизни.
Замечание тронуло Диану, и она положила руку ему на колено.
– Милый, я сама не знаю, что на меня нашло! Такая тоска навалилась, ведь мы расстаемся надолго. Тебя пошлют куда-нибудь, и я тебя больше не увижу! Глупо ссориться, когда все так ужасно…
– Милая! На, возьми мой платок. Ты же знаешь, я не выношу, когда ты плачешь. Конечно, мы не будем ссориться. И я обещаю тебе…
Она вытащила нос из роскошного платка, восхитительно пахнущего ливанским кедром.
– Что?
– Куда бы меня ни занесло, я найду способ повидаться – и дикие лошади не удержат!
Диана высморкалась и припудрила нос.
– Оставь себе платок.
– Ты поощряешь мои истерики, – пошутила она. На душе стало легко, как бывает после ссоры. – Ты всегда оставляешь свои замечательные платки – у меня уже целая коллекция.
– Правда? Вот и хорошо, мне приятно.
После этого обсуждали нейтральные темы, договаривались о будущих встречах. Диана нашла в деревне девушку, готовую присмотреть за Джейми. Если он позвонит и нарвется на Айлу, то пусть притворится старым другом ее отца – овдовев, тот жил теперь на острове Мэн в обществе гигантского игрушечного поезда, в который играл целыми днями.
– Хотя, пожалуй, «старым» не надо, – поправилась Диана. – Папе семьдесят два, и ты вряд ли сойдешь по голосу за его ровесника – лучше сыном старого друга.
Эдвард попытался сымитировать пожилой голос, но Диана сказала, что он звучит ровно на сорок два года, как и на самом деле. И с чего бы сыну друга ей названивать? Они придумали оригинальную, но совершенно неубедительную легенду и окончательно развеселились.
– И потом, мы ведь можем писать друг другу, – предложила Диана, однако Эдвард скорчил гримасу и заявил, что писанина не по его части.
– Меня так много заставляли переписывать в школе, – пояснил он, – что я даже изобрел приспособление: связал вместе десять ручек – не пучком, а в ряд, чтобы можно было писать десять строк одновременно. Правда, меня поймали, и пришлось переписывать еще больше.
– Не представляю тебя школьником.
– Я сам не представляю. Ненавидел каждую минуту, вечно попадал в истории.
Они расстались у ворот коттеджа: торопливые объятья в машине.
– Береги себя, – велел он.
– И ты. Храни тебя Бог, – добавила Диана, чувствуя, как в горле набухает комок.
У ворот она обернулась, и он послал ей воздушный поцелуй. Первым порывом было метнуться к машине, но она лишь храбро улыбнулась, помахала рукой и направилась к дому. Эдвард завел машину и отъехал. У крыльца Диана остановилась, прислушиваясь к затихающему звуку мотора. Я люблю его, сказала она сама себе. Люблю. Его. Это может случиться с кем угодно, и как только случается, у нас уже нет выбора…
Субботним вечером все взрослые