ровно так же, как и мальчиков, чтобы они не наскучили мужу и детям. Или – в случае, если судьба сложится иначе, – себе.
– Забавно, я думала, твои будут за обедом говорить о политике, и ужасно переживала.
– Сегодня просто не тот день. Папа не хотел раздражать Питера перед концертом.
И вместо этого они поспорили о русской музыке, подумала Луиза, но промолчала. Ей было в новинку подмечать такие вещи и составлять о них собственное мнение: дома все воспринималось как должное. Наверное, это признак взросления – она становится старше и… интереснее?
Похоже, семья расцветала в атмосфере скандалов. Вечером Стелла с матерью устроили сцену по поводу платья, которое та решила надеть на концерт. По сути, это было не платье, а красный свитер и плиссированная юбка в черно-белую клетку. Мать заявила, что наряд слишком неформален для мероприятия. Вскоре повышенные голоса привлекли внимание: открылась одна из бесчисленных дверей в коридоре, и оттуда вышел отец с жалобами на невозможность сосредоточиться в таком гаме. Впрочем, он тут же с удовольствием вступил в перебранку: раскритиковал идею жены насчет бутылочно-зеленого бархата и принялся настаивать на кремовом шелке. На это Стелла возразила, что ему сто лет в обед, и вообще слишком короткий. Оба родителя цитировали вкусы Питера, хотя и не сходились во мнении. Миссис Роуз заявила, что ему будет стыдно, если сестра явится на концерт, одетая как на пикник, а мистер Роуз предполагал, что ему не понравится такое настойчивое привлечение к себе внимания. Стелла возразила, что если наденет шелк, друзья Питера умрут со смеху. Тут подошла тетя Анна и внесла свою лепту, предложив к клетчатой юбке розовую блузку. Это временно объединило против нее остальных; прислонившись к стене, она принялась взволнованно кудахтать. Мистер Роуз разговаривал на повышенных тонах, артикулируя с противной четкостью, как обращаются с идиотами или иностранцами.
– Все очень просто: ты наденешь шелк и сделаешь, как тебе велено!
На это дочь с матерью дружно вскрикнули. Стелла залилась слезами, миссис Роуз, взволнованно дыша, скрылась в своей комнате и вскоре вернулась с бледно-зеленым шерстяным платьем и приложила его к дочери.
– Отто, Отто, разве это не подойдет? – патетически восклицала она, и слезы медленно струились по ее прекрасному лицу.
Мистер Роуз критически оглядел обеих, оценивая подобающую степень мольбы с одной стороны и угрюмое молчание с другой. Подойдет, уронил он наконец. Как ему все это надоело! Ему вообще неинтересно, что там дочь собирается надеть – уже достаточно взрослая, чтобы по своей воле делать из себя пугало, если заблагорассудится! Ему до этого нет никакого дела! С чего вообще они подняли такой шум? Он страдальчески улыбнулся с видом усталого мученика и закрыл дверь, оставив женщин наедине с зеленым платьем. Миссис Роуз снова вздохнула и бодро прошла по коридору к себе, как будто ничего не случилось.
– Слушай, а мне-то что надеть? – опасливо спросила Луиза у подруги.
– А, что хочешь! Тут они возражать не станут.
В это верилось