если что забыл, посмотри в зеркало.
Зеркало обняло меня и отразило черную футболку и смуглую, удивительно теплую шею Вермана, темно-русые волосы, светло-русые волосы, краешек оконного солнца.
Запах мяты, сырой картошки и табака.
Губы были прохладные, медленные, нежные, с едва слышным кисловатым вкусом, словно металлический ключ.
Где-то снаружи дрожал и колотился от кузнечиков яркий полдень.
– …неужели правда доневсеменяразловацелуледоалвалась, – прошептал Верман, и шепот был совершенно бархатный.
– Окно открыто, – сказала я и зачем-то добавила: – Сейчас соседка придет.
Соседка не пришла, но, когда мы отправились за водой и закрыли калитку на маленький засов, пришла пестрая толстая кошка и, усевшись на красную балясину нашего забора, посмотрела на Вермана недобрым взглядом часового.
– Слушай, а чего здесь так кошек много? – спросил Верман, и было несколько странно, что этими же губами он может произносить самые обыкновенные слова, ловко держать сигарету и снова пускать дым колечками.
– Много мышей, а не кошек, – ответила я, и на вопросительный взгляд его чуть раскосых, диковатых и при этом младенчески – голубых глаз, добавила: – Ну, кошек заводят, чтобы они мышей ловили. Вот такие пестрые, трехцветные хорошо ловят.
– Понятно, – вздохнул Верман, – чистый расчет и никакой романтики.
Быстрое августовское солнце погасло, набежали откуда-то облака, и синяя стрекоза, тоненькая и хвост крючком, вроде английской булавки, мелькнула над черной колодезной водой. Верман долго вытягивал оттуда ведро, которое качалось и капризничало на железном тросе как живое.
Он опустил его на влажный темный брус и спросил:
– А знаешь, сколько лет было Джульетте, когда пришла пора любви?
Я не знала.
– Четырнадцать! – торжественно заявил Верман.
– Не может быть! – поразилась я.
– А еще любишь мировую классику, – фыркнул он. – Ты открой Шекспира-то.
– Я открою, – обожженная стыдом, глухо сказала я. – Но только не надо мне говорить, что Ромео был женат.
– А кто его знает, – вдруг грустно сказал Верман. – Может, и был.
Он вздохнул, поставил ведро на землю, подошел и уткнулся горячим лбом мне в ключицу, совершенно не заботясь о том, как современные деревенские жители могут истолковать это архаическое объятие у колодца.
– Слушай, – озарила меня внезапно мысль. – У тебя жена красивая?
– Да, – не задумавшись, ответил он и поцеловал меня в шею.
– Ну вот, ты отвлекись, вспомни жену… Вы как познакомились?
– В электричке, – сказал он, чуть помедлив.
– Здорово! Как ее зовут?
– Аня, – произнес Верман, почему-то с таким искренним удивлением, словно это имя само собой разумелось, зачем же спрашивать, неужели непонятно.
– О, как удобно, – не удержалась я. – Не перепутаешь. Вы по имени любовниц выбираете?
– Дура, – вздохнул он, снял руку