брызгами усыпала землю, но тут же и деревья огромные. Смешалось все в царстве Нави, непонятно было, где топь, а где торф поверху… Кочки, травой поросшие да ягодами, тут и там торчали, горбились, словно багники болотные, кои путников заманивают в трясину… Гнилушки светились мертвенно-синим светом, и блуждающие огоньки зависли в тумане, подмигивают, вьются дивными узорами в сумраке навьем – не один путник сгинул, отправившись за ними в надежде, что выведут. Мерцают они, то исчезают, то снова появляются. Из-за того, что на уровне руки человека огоньки эти появляются, у нас их свечками покойника называли.
Я болот не особо опасалась, хоть и пользовались они издревле славой дурной, нечистое все ж место – люди в трясине часто топнут, и смерть плохая, медленная да жуткая. Я к топям ходила ради растущих там грибов и ягод, трав лечебных, главное, приметы знать, подмечать все, уметь распознавать опасные места. Меня еще матушка учила по болоту ходить, хоть и мелкая была.
То и дело болотницы из-за рогозы выглядывали – волосы ветошью полощет на ветру, глаза огоньками проклятыми светятся, руки, словно кривые ветки сухие, тянутся ко мне, чуят живого человека навьи темные. У нас болотный дедко жил в трясине, прежде, сказывали, ему даже девушек отдавали – раз в семь годков жребий бросался среди незамужних девок. Но давно то было, в сказках только и осталось, но старухи говорили, что болотницы – это и есть те самые девчата, кои смерть не приняли, остались духами навьими бродить.
Видала я как-то царя болотного, но он быстро в тумане истаял, а так ничего особо страшного – сидел старичок-карлик с одним глазом, длинной бородой и кнутом в левой руке, дом у него под корягой, тиной да ряской опутан… Улитки да рыбья чешуя на бороде багника, водоросли бурые. Жуткий он.
И я шла по торфу, то и дело по сторонам оглядываясь – навьего багника встретить еще страшнее будет. Пни шевелились в сумраке, и болотная грязь противно чавкала под лаптями. Слышны были кряканье уток, бульканье тетерева, выпь кричала за зарослями ивняка молодого – видать, то болотник пытался обморочить, он стонал и хохотал, и огни бледно-синие все ближе и ближе мерцали.
А еще из тины пробивались побеги – словно стрелы золотые – цветов дивных, и пока добрались мы до них, распустились перламутровые лепестки и аромат манящий понесся по ветру. Тут же багульник показался, пробив болотное оконце, и ярко-розовые цветы разогнали своим колдовским светом ночь.
Знала я, что под корягами да тиной болотной мир дивный спрятан – не гляди, что грязь да няша илистая пузырится, что сам болотник страшен как черт, но в покоях его музыка чудесная звучит, угощает повелитель мари гостей своих вкусностями разными, подарками одаривает, да вот только опосля дары те в козьи кизяки али ветки сухие превращаются, да и придя в себя, понимает путник, что не было никаких светелок али теремов – в болоте сидел, комаров кормил.
Поежилась, увидев тень под кустом, что цвел пышно, – ежели в Яви такое творит багник, то что про Ту Сторону говорить? Здесь силы его в сто крат сильнее – ведь,