стали плакать, даже двоюродный брат Дерек. По крайней мере, мне так сказали после всего этого, потому что я ни разу не видел слез на глазах Дерека, за исключением победы Ред Соке в 2004 году.
– Он еще с нами, – сказала мама, обнимая всех в комнате. – Он еще с нами.
Ко вторнику Бостон стал очень тихим и угрюмым городом, что продолжалось до конца недели. Машин было мало. На улицах люди общались тихо, чуть ли не шепотом. В ночь взрыва три студента из колледжа Эмерсона сделали синие футболки с яркими желтыми буквами спереди: Бостон Силен. Молва начала распространяться, но во вторник было уже слишком поздно. Подрывники сбежали, и по ходу дня стало ясно, что полиция не имеет понятия, кем они были. Люди не были напуганы – не в этом городе, – но стали чаще оглядываться через плечо. На площади Копли была проведена служба, в двух кварталах от места происшествия. На другой стороне улицы люди возлагали на металлическое ограждение беговые ботинки. Они привязали небольшие клочки ткани на заборе церкви в качестве символа мира. Через несколько часов там висела уже не одна сотня белых полос, развевающихся на весеннем ветру. Три разных человека сказали мне одно и то же: «За всю неделю ни одна машина не просигналила, Джефф, представляешь?» В этом городе это было что-то вроде чуда.
В Бостонском медицинском центре настроение было другим. Без всяких задних мыслей пресса побежала к жертвам. Снаружи были припаркованы телевизионные автобусы, а по лобби слонялись репортеры. После моей второй операции семья Эрин забрала ее домой, чтобы та отдохнула, но она не могла есть и спать. Она была дома лишь несколько часов, после чего ушла и провела утро с Мишель. Доктора думали, что Мишель потеряет ногу, но благодаря экстренному хирургическому вмешательству ее удалось спасти.
Затем она навестила Реми, которой оперировали большую рваную рану в больнице Фолкнер. К тому времени, как Эрин приехала в Бостонский медицинский центр, она не могла стоять на ногах. Она пробежала марафон, прошла дополнительные пять миль и прожила полтора дня без еды и сна. Она была вымотана, травмирована, и ее мучила совесть. Ее тело сдавалось. Ее сестра Гейл и мама вынуждены были тащить ее вверх по лестнице на парковочной станции.
– Кто вы? – закричали репортеры, когда увидели, как она тащится к дверям. – Кого вы пришли навестить? Вы можете дать нам информацию?
У отделения интенсивной терапии было не лучше. Десятки жертв были транспортированы в Бостонский медицинский центр, многие в критическом состоянии, и родственники до сих пор приезжали из различных городов. Отделение реанимации было похоже на аэропорт, где все полеты были отменены, а люди, злясь, проверяли свои телефоны, засыпали в углах или сидели на стульях в ожидании новостей. Среди семей витали понимание и доброта, чувство любви, вызванное тем, что все находились здесь вместе. Хотя им нельзя было входить, репортеры протиснулись в лоджию отделения интенсивной терапии, поэтому в больнице стали использовать условные обозначения для больных, чтобы прекратить утечку информации. Я был «X Север». Не имею понятия почему. Многие из других жертв получили