в тысяча девятьсот двадцать девятом году переехавшей в Ленинград, и сегодня жив. Да еще как жив! В свои почти девяносто он чуть ли не каждый год ездит в Европу кататься на лыжах. Его внук Кирилл как-то в шутку заметил: «Михаил Павлович в этом году вернулся из Андорры и удивительным образом ничего себе не сломал».
О дяде Мише я могу говорить долго и с удовольствием. Он профессиональный летчик, полковник в отставке. Еще будучи школьником, Михаил Павлович занимался в авиамодельном кружке и построил модель самолета, которая полетела дальше всех на соревнованиях ленинградских школьников. Пережив блокаду и войну, мальчишкой он в сорок пятом году поступил в Ленинградскую спецшколу военно-воздушных сил. Затем стал курсантом Борисоглебского авиационного училища имени В. П. Чкалова. После окончания училища М. П. Сухачёв в звании лейтенанта был отправлен в Винницу, где с тысяча девятьсот пятьдесят первого года служил в сорок третьей воздушной армии дальней авиации. В тысяча девятьсот пятьдесят седьмом году командование армии отправило теперь уже капитана Сухачёва в Военно-воздушную академию имени Ю. А. Гагарина. Окончив академию в шестьдесят первом году, дядя Миша остался в ней преподавать. Вскоре он защитил кандидатскую диссертацию. Многие годы Михаил Павлович готовил кадры для высшего командного состава авиации нашей страны. Потом работал в Генеральном штабе Вооруженных сил СССР. Несколько лет Михаил Павлович провел в Египте, обучая курсантов Египетской военной академии лётному делу. Там он познакомился с летчиком по имени Хосни. Мой дед обучал Хосни летать на сверхзвуковых советских истребителях. Как он рассказывал, Хосни был приятным, открытым человеком, знающим свое дело. Впоследствии Хосни Мубарак стал главным маршалом авиации Египта, командовал авиабригадой в Каире, а с тысяча девятьсот восемьдесят первого по две тысячи одиннадцатый год был президентом Египта. Вот такие интересные повороты в жизни приготовила для маленького блокадника Миши Сухачёва судьба.
Возвращаясь к книге «Дети блокады», я с уверенностью могу сказать, что, несмотря на художественное повествование, это совершенно документальное произведение. Несколько лет назад я говорил с Михаилом Павловичем об этой книге, и он мне рассказал, что, когда ее первый раз брали в печать, редактор в обязательном порядке попросил убрать «неудобные и бесчеловечные» моменты: «На мое искреннее удивление, что же здесь бесчеловечного, редактор возмущенно указал на один фрагмент. „Вы что, ненормальный? – почти заорал он. – Вы понимаете, что это детская книжка?!“» Вот этот текст: «К нам во двор, на улицу Воронежскую пришел участковый и спросил у местных пацанов, не пропадал ли кто-то из их друзей. Ребята сказали, что недавно бесследно исчез один из мальчишек. Тогда милиционер развернул грязную тряпку и достал оттуда отрубленную детскую руку. Мы сразу узнали руку друга». К сожалению, этот рассказ был чистой правдой. Факты каннибализма встречались в блокадном Ленинграде, и нельзя отрицать этого. Люди спасались от мучительной голодной смерти почти три года! Некоторые