лагеря свинью. Перешивала для нас свои платья, много трудилась. Я с подружкой пыталась торговать селедкой, относила в комиссионный магазин купленные за гроши в Судетах бусы. Помню, что в помещении гимназии часто устраивались танцы, я танцевала, а сестра еще возрастом до танцев не доходила. Мои воспоминания о Шлейсгайме – туманные. А вот как его описывает моя близкая приятельница Вероника Гашурова, ныне – художница в Америке:
«Серенькие бараки тянутся в четыре ряда, пространства между ними носили даже названия улиц. Средняя, главная, – Гороховая (в честь ежедневного гороха, получаемого на обед в общей кухне); другие – Церковная и Казачья. Дворянский переулок вел к административному бараку. В лагере Шлейсхайм беженцы со всех концов Европы, русские и украинцы. Люди, уцелевшие после Второй мировой войны. Две церкви, библиотека, театр, гимназия, радиостанция, курсы, лекции, спортивный клуб заполняли жизнь обитателей. Маленькое государство в чужой немецкой стране. Это была Россия в миниатюре, причем дореволюционная Россия».
Мать Вероники, Тамара Алексеевна Левицкая, актриса Киевского русского драматического театра, ставила с молодежью много спектаклей; инсценировки из произведений Пушкина, Некрасова, Гончарова, Толстого, Гоголя. Для многих моих бывших соучеников и соучениц годы в Шлейсгайме остались самыми яркими в их жизни».
В марте 1949 года из США пришел вызов архиепископа Виталия, обещающий отцу место второго священника при Вознесенском кафедральном соборе в Бронксе. На поезд в Бремерхафен нас провожала молодежь, с которой отец занимался, они вручили ему трогательное благодарственное письмо. Мы тронулись в неизвестность. На военном американском корабле USAT «Gen. W.G. Haan» мы прибыли в Нью-Йорк 15 июля 1949 года. Во время путешествия мне исполнилось 17 лет.
Бронкс, Нью-Йорк
Мы плыли по житейскому морю из старой, разрушенной войной Европы в неизвестность Нового Света. Нью-Йорк встретил нас туманным днем, серой статуей Свободы и молодым священником, представлявшим Толстовский Фонд. Он привез нас на такси в квартиру милейшей семьи Марров (Махарадзе), они были в отъезде. Квартира была на 73 улице, неподалеку от Лексингтон-авеню. Больше всего нас поразила влажная июльская жара и изобилие бананов в продуктовых магазинах. Вскоре нашлась квартира в Бронксе, сперва на 172 улице, а затем в доме 1826 Bathgate Av., напротив Вознесенского кафедрального собора, где размещалось тогда управление Русской Православной Церкви Заграницей. После войны квартиры были нарасхват, нужно было покупать имеющуюся в квартире мебель, зато плата за квартиру была невысокой. В доме напротив проживали владыка Виталий (Максименко, 1872–1960), владыка Никон (Рклицкий, 1892–1976), их келейник и о. Сергий, настоятель собора. Отец был рад такому окружению, он был назначен на должность второго священника. Жалованья его на жизнь не хватало, пошла на работу я и даже мама (на швейную фабрику), сестра поступила в школу. Приход в Бронксе был основан карпатороссами, они отнеслись к нашей семье с большим