на строки, вызвавшие у меня слезы, строки, которые определили мои чувства, обрекли их в мысль. В них говорилось об истинной, человеческой и прекрасной любви.
«Маленькая школьница», как я тебя любил!
Спичечный коробок
Это был студент университета, с которым свёл меня случай. Жизнь моя вообще многим обязана случайностям…
Через год он кончал университет. Математический факультет, и был лучшим студентом на курсе.
– Я слежу за тем, что ты пишешь, – сказал он как-то, – ты мог бы стать настоящим писателем. Если бы отнёсся к этому серьёзно и продумал свою жизнь, свои идеалы.
– Мои идеалы, – ответил я высокопарно, – человек, природа, море…
– Прекрасно, – сказал он, – тогда что же ты думаешь о счастье человеческом?
– Надо, чтобы все были счастливы.
– Вот и хорошо. Ну а сам ты счастлив?
– То есть?..
– Я хочу сказать, как ты живёшь, как ты мыслишь своё будущее, прежде всего?
– Я стану юристом и писателем.
– Не возражаю, а где ты возьмёшь средства для этого?
– Я не думал об этом.
– И что же?
– Я постараюсь стать писателем, если не смогу продолжать учёбу.
– И ты думаешь, литература тебя прокормит?
– Пойду в учителя.
Он смеялся.
– Сдаётся мне, – сказал он, – не знаешь ты жизни. Учительство позволит тебе кое-как влачить существование, да и то если ты будешь покорным и тихим учителем. О желудке своём необходимо позаботиться хотя бы ради литературы.
Да, желудок становился проблемой.
– Возьми себя, – продолжал он, – думаешь, ты сможешь быть счастливым, если на руках у тебя будет голодающая семья? Хотел бы я знать, чем ты будешь кормить её – небесами или, быть может, луной?..
Странные были вопросы, посыпавшиеся на меня.
– Если, – сказал он, – ты действительно хочешь посвятить себя литературе, надо тебе поразмыслить о счастье, о своём счастье и о счастье всех людей.
– Но что мне для этого надо делать?
– Ты, дорогой мой, должен многое прочитать, прежде чем самому писать, – это, во-первых. И ты обязан понять жизнь. Вовсе не лёгкое дело быть писателем.
Никто до этого так не разговаривал со мной. Вначале я было невзлюбил его.
– Вот, – сказал он, – почитай, потом поговорим.
Он дал мне книгу Сапаато Али «Гахны Сэс», и это была первая серьёзная книга, которую я прочёл.
Потом я прочитал «Фонта-Маре» Игнацио Дзилоне, «На западном фронте без перемен» Ремарка. Эту последнюю книгу я читал не отрываясь, забыв про день и ночь. Потом были «Гроздья гнева» Стейнбека, его же «О мышах и людях» и другие… не менее интересные произведения. Тогда же я узнал русских классиков и прочёл Горького и Шолохова.
Русские писатели были особенные, и книги их тоже были особенные. Русские книги нельзя было читать быстро, они заставляли задуматься. Русский роман был так же велик и необъятен, как необъятна земля, как необъятно сердце