помявшись, сказал он, – еще до смерти энгавра Миккоша поползли слухи…
– Обо мне? – Глаза Униссы потемнели.
– Нет, нет, что вы! – испугался господин Эрмин. – Поползли слухи о том, что вода… что вы каким-то образом придерживаете воду.
– Я?
– Да, что вы здесь, наверху, перекрыли родник.
– Он сам пересох! – сжимая кулачки, встала перед Эрмином Эльга. – А мы, наоборот, хотим вас спасти!
– Я все понимаю, девочка, – господин Эрмин развел руками, – но люди отчаялись. Им нечем поить детей и животных. Им нечем поливать поля.
– И что? – спросила Унисса, отстранив ученицу.
– Энгавра любили, – вздохнул господин эконом.
Он подошел к столу, достал из корзинки яблоко, повертел, словно удивляясь, зачем вокруг него сжались пальцы, и опустил обратно.
– Я не понимаю, – мастер Мару скрестила руки.
– Много людей пришли с ним проститься, – сказал Канлик, и господин Эрмин закивал его словам. – Эти люди никуда не ушли после похорон. Наоборот, толпа все время растет. Подходят с Бархотцев и Гарь-поля.
– Я не видела…
– Мы держим оцепление ниже по улице.
– Я боюсь, – сказал господин Эрмин, – еще день, два, и охрана не сможет удержать их. Они поднимутся на холм…
Он умолк.
– И убьют меня? – досказала за него Унисса.
В светлых волосах ее застрял черенок листа, как мышиный хвостик.
– Два года куцего, впроголодь, урожая, – сказал Канлик, отводя глаза. – А в этом году – совсем ничего. Господин энгавр еще месяц назад распорядился о раздаче муки и зерна с городского склада, но припасов почти не осталось. Их и было-то… Люди измучены и злы. Они готовы поверить в любую чушь. А тут еще ваши листья падают им на головы.
– Думаете, убийство мастера их спасет? – хмыкнула Унисса.
– Они в отчаянии.
– В таком, что верят в черное мастерство?
– Именно.
– А что кранцвейлер? Вы писали ему?
– Судя по ответу, он не считает это чем-то серьезным.
Господин эконом вытянул из-за пазухи письмо и подал его Униссе. Мастер расправила плотную желтоватую бумагу.
Несколько секунд женщина изучала слова, мелкие строчки, плывущие над овальной лиловой печатью с золотой искрой.
Заскучавшая Эльга стала играть с листьями носком сандалии. Она как-то знала, что один был с Покосов, а два других – с Живцов. Живцы высокомерно относились к Покосам, задирали зубчики. А травинка, прибившаяся к ним, была здешней.
– Письмо пришло на прошлой неделе, – сказал эконом. – Оно, конечно, не о нынешней ситуации – мы высылали отчет о бедственном положении надела и города еще в начале весны. Но у господина кранцвейлера, кажется, голова болит совсем о другом.
– О Тангарии?
– Наверное. К тому же, он не очень жалует наши места, мы когда-то хорошо бунтовали против его отца.
– И это, я вижу, осталось, – сказала Унисса, складывая письмо. – Сколько времени вы мне можете дать?
– Думаю, у нас нет ни