стоило испанцам очереди на понтоны, и теперь им не оставалось ничего иного, как пропускать потоком идущие войска и на время рассредоточиться, чтобы не терять людей еще больше.
Русскую часть попытались уничтожить, но, словно по какому-то колдовству к обеду выстрелы с русской стороны только удвоились. Вероятно, к роте подошло подкрепление. В бешенстве командир полка Дорейи приказал остановиться первой попавшейся ему на глаза конной батарее и распахать противоположный берег, грозя трибуналом, расстрелом и самим императором.
Пушки сделали несколько выстрелов, но люди среди французских рядов все продолжали падать. Дорейи в бешенстве размахивал шпагой и с гасконским упрямством заявил, что не сдвинется с места, пока чертовы дикари на той стороне не угомонятся навеки. В дело вступила еще одна батарея. Однако выстрелы со стороны русских все не прекращались. И только к вечеру, потеряв никак не меньше сотни человек, среди которых были едва ли не половина офицеры, полк, наконец, смог добраться до Петербургского предместья. Наползали сумерки.
– Отправьте на то место человек десять да поосторожней, – распорядился Дорейи, несмотря на хлопоты ночлега и перспективу нового боя наутро. Обида и ненависть так и жгли его.
Посланные вскоре вернулись в полном составе. Однако, несмотря на притащенного в плаще пленного, выглядели весьма смущенно.
– Ну, что там? – нетерпеливо спросил полковник в предвкушении сильных впечатлений.
– Ничего, – мрачно ответил сержант и грязно выругался.
– То есть как… ничего? – вспылил Дорейи. – Вы хотите сказать, что наша артиллерия не оставила от них даже ошметков?
– Merde! – еще мрачнее выругался сержант. – Там был всего один егерь, – сказал он затем, после чего, пнув легонько носком сапога почти безжизненное тело в плаще, добавил – да этот штабной.
– Вы лжете, сержант! – сорвался на крик Дорейи.
– Как же, лгу! Там разворочено так, что деревца целого не осталось, одни воронки. Скошено все, как косой, и среди всей этой красы валяется лишь один изрешеченный картечью егерь со штуцером, аж приклад в щепки… Ни документов, ни бумаг… Да еще этого нашли за лошадью и то только потому, что застонал не вовремя. – Сержант зло сплюнул. – Так что всем нам за них двоих полагается по десятку наполеонов[8], не меньше.
Дорейи приказал брызнуть русскому в лицо водой и прислонить к березе.
– Ваше звание, часть?
– Звание мое вы, надеюсь, видите по мундиру, – на безукоризненном французском с трудом переведя дыхание, ответил офицер, – а часть… Зачем вам часть, мы все просто русские.
И Дорейи, чтобы в озлоблении не наделать бед, отправил русского капитана к командующему легионом.
Аланхэ с жадностью всматривался в пленного, словно еще до слов пытался узнать по виду этого синеглазого окровавленного капитана нечто, неотступно тревожащее его все эти последние три года. Русский