его, как люб-цветы? Он чуть не сжал пальцы в кулак, чтобы спрятать сокровище. Едва-едва удержался. Нет худшего оскорбления для девушки, чем вот так ее поманить, да в последний миг передумать.
Дэсс ждал ответа. Должна же Сона сказать хоть слово.
– Ты меня не любишь? – наконец спросил он, не дождавшись. Руби кроваво переливался и щедро выстреливал алыми искрами – рука у Дэсса дрожала.
– Люблю, – прошептала Сона и подняла на княжича несчастные глаза. Они были синее самой яркой небесной синевы, глубже самого глубокого озера. Но на дне их таилось черное горе – чернее глухой ненастной ночи.
– Ты пойдешь со мной в замок? – Дэсс не стал приказывать, хотя имел право, он лишь спросил.
Сона испуганно отступила, и княжич ее не удержал. На мгновение опоздал схватить за руку – а Сона уже стянула с себя белый шелк и заслонилась им, держа ткань на вытянутых руках. Голубоватая фигурка сделалась тускло-серой – со вздыбленной шерсти ушли голубые переливы. У Дэсса был Руби, но даже Руби не давал права увести женщину, которая столь сильно противится. По крайней мере, Дэсс не мог так поступить.
– Почему? – спросил он.
– Я была в человеческом доме, – произнесла Сона, и княжич не узнал любимого голоса – такой он стал тоненький, ломкий. – Я любила человека.
– Зачем?! – только и смог вымолвить потрясенный Дэсс.
Она издала короткий яростный вой. Пальцелистка испуганно вздрогнула, листья начали отодвигаться от девушки.
– Затем, что ты не увел меня в замок! – выкрикнула Сона, комкая дорогой белый шелк.
– Ты же сказала… – начал Дэсс.
– Я сказала! А ты хотел бы – увел! – В синих глазах вскипели слезы, что были страшнее прорвавшей плотину реки. – Я год ждала! Надеялась! А ты… подарочки носил, пустяки всякие! Родителям стыдно показывать. Не подарки, а… ошметки из княжеского дома.
– Сона, – холодно проговорил оскорбленный княжич, – шальная птица клюнула тебя в маковку, и ум вылетел через уши. Привяжи свой осиротевший язык к двери родительской спальни и оставь его там навсегда.
– Моего ума хватило, чтобы прийти к человеку. – Сона все комкала и комкала шелк, превратившийся в неприглядную тряпку. – Я ласкала его, а он подарил мне деньги. Настоящие деньги, не наши!
Легенды гласят: от человека у СерИвки рождаются кэты – мерзкие твари, проклятие Ханимуна. Дэсса затошнило, когда он представил, как безволосое существо с убогой шерстью на голове и подмышками, огромное, грубое, лапает маленькую СерИвку. Да как она жива осталась после этих «ласк»?
Ему перехватила горло жалость.
– Пойдем в замок, – сказал Дэсс и снова протянул Соне Руби: – Это стоит дороже всех денег, что могут дать тебе люди.
Она отпрыгнула, закуталась в измятый шелк. Выпрямилась высокомерно, будто настоящая княжна.
– Поди прочь, младший княжеский сын, недоумок и лентяй. Проси дочек Вас-Лия показать тебе магию любви, они с радостью… хоть все разом. Убирайся! –