магию ночи. И мысль, крутившаяся на поверхности, ускользнула, как уклейка, которую пытаешься схватить рукой. Ульяна едва сдержала раздражение, но сумела ответить вежливо:
– О только что случившемся открытии. И о чаше. Кажется, я посвятила жизнь не тому разделу керамики. Она же фарфоровая?
– Да. Но вот что странно… – задумчиво протяну Шон. – Его научились делать только в шестом веке. Как фарфоровая чаша могла попасть в могилу десятого века до нашей эры?
– Если не старше, – согласилась Ульяна. – Знать бы еще, кто на ней изображен. Твои летописи ничего об этом не говорят?
Она перешла на «ты» легко и свободно, как и Шон несколькими минутами раньше. Но ответа на свой вопрос не дождалась.
Ветер становился все прохладнее. Уют и чувство невесомости пропали, и Ульяна снова сняла куртку:
– Спасибо. Но я иду спать.
– Я провожу, – куртка опять оказалась у неё на плечах.
И почему-то захотелось плакать.
В лагере уже почти все спали. Только у ящиков с находками стояли на страже молодые люди в камуфляже, да возился в большой палатке Леша. Его бритая голова виднелась в одном из окошек. Уляна не стала тревожить руководителя, а сразу повернула к своему месту. И снова поймала себя на мысли, что возвращать куртку совсем не хочется. Но, как и в поле, она сумела справиться с этим желанием.
– Спасибо. И спокойной ночи.
Шон слегка поклонился в ответ. Его улыбка казалась такой милой! Ульяна не могла не ответить. А потом, на грани сна и яви видела, что вокруг палатки всю ночь бродит большой белый тигр, и его глаза сияют в свете луны, как две ярко-синие звезды, а рык, то и дело вырывающийся из могучей груди, чем-то напоминал мурлыканье котенка. Только немного громкое. Ульяне снилось, что она вышла из палатки и протянула руку, чтобы потрепать хищника по голове.
И проснулась от громких криков: на раскопе что-то случилось.
***
Лагерь не просто шумел – он бурлил. Пирамида из бережно прикрытых тентом ящиков оказалась развороченной. Охранники сидели прямо на земле, оглядывая проходящих мутными взглядами. Вокруг суетились врачи.
– Что… случилось?
Леша постарел лет на десять.
– Вазу твою украли. Парней вырубили какой-то наркотой и… А главное – никто ничего не слышал и не видел! Это в центре хорошо охраняемого лагеря! А… – махнул он рукой в отчаянии.
Шон стоял у своей палатки и растерянно смотрел по сторонам. На врачей. На археологов. На полицию. И на машины, которых с каждой минутой становилось все больше. Вскоре на небольшой излучине было не протолкнуться.
Ульяну несколько раз допрашивали. Где была ночью, что видела, что слышала… Интересовались её вечерней вылазкой. Но дежурные показали, что после возвращения и она, и Шон сразу пошли спать, каждый в свою палатку. И не выходили оттуда. Хотя сам момент преступления вообще никто не видел: у людей словно память отключили.
Следователи ругались, не стесняясь в выражениях. И пытались свести все к банальной пьянке, тем более местные рыбаки подтвердили,