душило его.
– Сволочь ты, вот ты кто! Спекулируешь, значит! Люди там жизни свои положили, а ты деньги шибаешь под это дело! Ах ты…
– Я…
– Да если бы ты не на коляске ездил, я бы вмазал тебе… чтобы тебе Москва Чечнёй показалась, сволочь!
– Прости…
– А где же тебе ноги… оторвало? – спросила Лида, чтобы немного разрядить обстановку. – Почему ты без ног?
– Да с пацанами… по дури… на электричках катались… Вот я и упал… неудачно.
Толик сидел на своей помятой инвалидной коляске и размазывал слёзы по щекам.
– Эх! – сказал Сергей и спрыгнул во тьму.
А Толик всё плакал, плакал. Всхлипывал.
– Да ты бы лучше так и говорил, когда просишь, – неожиданно сказала Лида. Неожиданно, потому что до этого она почти всё время молчала. Или сама плакала.
– Да я как-то боялся…
– Правда – она всегда лучше. – Лида подошла к Толику и вдруг погладила его по голове. – Может, тебе бы и подали больше. Люди бы пожалели тебя, как мальчишку-дурака. А то все в герои метят. Даже нищие…
– Это точно. Мы боимся правды, – поддержала её Наталья Сергеевна. – Чтобы говорить правду или жить по правде, надо большую смелость иметь.
– Кому она нужна, ваша правда? – фыркнула Света. – Там, где нам хорошо – там и правда. Где выгоднее – там и правда!
– Это до поры до времени, девочка.
– На мой век хватит!
– А ты-то знаешь, сколько его, твоего веку? Может, он уже заканчивается, твой век? А? И ты хочешь вот так, без правды, и закончить его? И какая тебе выгода может быть здесь, где мы все… равны? Равны пред этим тоннелем, как перед Богом.
– Ни, – встряла тёща. – Ни, нэ равни.
– Пока не равны. Пока беременным на кружку чистой воды больше, – сказала Галя.
– А, это… – Наталья Сергеевна поправила платок. – Так эта привилегия, девушки, быстро закончится… А что, Толик, нельзя тебе так жить, чтоб не побираться по вагонам? А?
– А как? Я из деревни. Из-под Рязани. Мать одна. Хорошо, что добрые люди надоумили сюда приехать. Пристроили… – всхлипнул Толик. – Я матери собираю… откладываю понемногу… хочу поехать матери денег отвезти…
– И что, на всю жизнь… так? По вагонам милостыню просить? Пока молод – ещё ничего. А дальше? – спросила Лида.
– Дальше…
– А будет ли оно, дальше-то? – Наталья Сергеевна вздохнула. – Как в Евангелии сказано: «В чём застану, в том и судить буду». Вот и застал. Всех нас так… Каждого. И меня, и тебя, и его. И этого вот страдальца. – Наталья Сергеевна показала рукой на Антона. Потом тихо сказала:
– А где теперь те люди, что ехали в предпоследнем вагоне? Да и в остальных вагонах…
– Их тоже… застали уже… – ответила Лида.
Наталья Сергеевна опустила руку и погладила Антона по спутанным вихрам. Впрочем, этого никто не заметил.
А если и заметил, что с того?
– Как там в остальных вагонах – не знаю, а этот ваш «страдалец» сам виноват, – сказала Света. – Нечего было колоться. Курил бы себе потихоньку. И кайф, и привыкания нет.
– Есть привыкание.