тот сильнее и воротит.
– Почему это суда нет? Суд есть и всегда был! – возразил Дмитрий Ильич.
– Да не этот суд! Не ваш, извините, продажный суд, а Божий суд. Помните, учили в детстве… – Доктор потёр лоб. – Сейчас…
Но есть и Божий суд, наперсники разврата!
Есть грозный судия: он ждёт;
Он не доступен звону злата, И мысли и дела он знает наперёд…
– Да вы поэт, доктор! – удивился Макс.
– При чём тут я? Это Лермонтов! Вы что, это в школе не учили?
– Я – нет. Не помню…
– Ну ты даёшь, студент! В школе что, тоже за бабки стихи сдавали? Лермонтов это. «Смерть поэта». В наше время эти стихи каждый знал.
– А теперь уже наше время, – парировал Макс.
– Вот тебе и смерть поэтов, – усмехнулся Павел. – И смерть прозаиков тоже. Кушайте, доктор.
– Что-то нет аппетита, – тихо произнёс доктор.
Больше никто и ничего не сказал.
36
– Поднимайте нас, мальчики! – позвала из тоннеля Света.
Женщин подняли в вагон.
– Давайте еду делить! – не унимался Саша.
– Ладно, давайте. Я думаю, начать надо с того, что испортиться может. С моего обеда. Сколько нас человек-то?
Давай, Паша, посчитай.
Паша начал считать вслух, показывая на каждого пальцем.
– Раз, два, три… Шестнадцать. Шестнадцать нас человек, если без той женщины, что лежит, и без этого… которого ломает.
– Женщине бы надо оставить её долю, – предложила Наталья Сергеевна.
– Вот очнётся, тогда и будем оставлять! – отрезала Галя.
– Правильно, Галю, – поддержала дочку мать.
– Может, и так, – согласился Василич. – Вот очнётся, мы ей её долю выделим. Из другого чего-нибудь. И этот… как его…
– Антон.
– Антон… притих вроде. Может, заснул. Не будем его трогать. Так… Шестнадцать нас… А супа у меня две банки, по ноль-семь. Почти по сто грамм на брата и получается. Примерно, по две трети этой кружечки. И батон нарежем, по куску. Так, ну начнём. Сначала женщины. Мыть посуду нам негде, да и нечем. Так что… по очереди.
Василич разливал суп аккуратно, стараясь ложечкой регулировать количество гущи, попадающей в каждую чашку.
Когда женщины закончили есть, Дмитрий Ильич попросил:
– А этому… однокласснику моему… давайте в последнюю очередь, а?
Никто не возражал. Бомж, бывший Юра Горшков, и сам не подошёл к раздаче. Он спал, наконец-то сладко спал, в темноте и в тепле.
Много ли человеку надо…
Его порцию отдали Гале. И против этого тоже никто не возражал: всё-таки у неё срок беременности был наибольшим. Не возразили мужчины и против того, чтобы женщины выпили, по глотку, маленькую бутылочку сока. Ту, что приготовила себе Наталья Сергеевна.
– Пейте, – сказал Николай Васильевич, – всё равно нам тара нужна, куда воду переливать.
– Какую воду?
– А ту, что там, в тоннеле, по стенке капает.
Сок выпили. Каждый, вероятно, подумал