Луан красное вино только туманило печаль, которая находила другой удобный случай, чтобы застать Мели врасплох. Накрытый круглый стол, пиршественные ложа, делегация Вегенберга, фаянсовые блюда, звенит мелодия форминги, поют не спеша рапсоды12. Годами казалось, что ничего неизменно, но всё изменилось, стало другим, опротивело, без дяди Тина в Обеденном зале царила пустота, хоть и пришло много гостей, а за столом возлежали высшие чины Сената, мир потерял краски.
Медовые сердоликовые плиты вбирали сияние свечей. Цезарисса13 Меланта предпочла бы трапезе с сенаторами Империи крохотный ужин в своих апартаментах. Она молчала, сидя на курульном кресле во главе стола, и кроме ее единственной подруги, Луан, с ней никто не заговаривал.
– Ваше Высочество, вы очаровательны, – подбадривала служанка. – А как на вас смотрит посол…
Но ей не был интересен Шъял гир Велебур. Она называла его Толстым Шъялом, и иногда Жареным Шъялом, потому что в коричневой одежде и с выпирающим пузом он был похож на обжаренный во фритюре ломоть теста. Все эти три года он периодически бывал в Аргелайне, тогда как дядя Тин не появился ни разу и не прислал ни одного письма. Одно письмо, всего одно письмецо могло бы воодушевить ее в этот сумрачный полдень! Но жизнь пожалела даже обрывок, не оставив надежды узнать, что стало с дядюшкой, с его армией, с той неизвестной ей целью, ради которой он отправился так далеко на Юг к неизведанным океанам.
Не справедливо.
– Я хотеть произнести речь! – сказал Толстый Шъял, и Обеденный зал потонул в тишине, уступив лишь его голосу. – В честь Её Высочества, чья красота может сравниться с красота ее города! Ей и всем остальным я быть благодарным за этот ужин!
Брошенные на Мели взгляды приковали её язык к нёбу и обнажили на её щеках багровые краски. Как она не старалась запихнуть смущение глубоко внутрь себя, туда, где никто не смог бы узнать, о чем она думает, и выглядеть ледяной, отстраненной – как, ей казалось, она обычно выглядела, – сделать это не удавалось. И Луан знала. Луан шептала ей «все будет хорошо», и почему-то эта фраза дарила покой, словно спасительное заклинание, отзывающее страх на его законное место – в ничто.
Застолье залилось аплодисментами, вскоре после чего взоры сенаторов, Толстого Шъяла, делегации Вегенберга, слуг и рабов начали медленно отрываться от Мели, и потом уже никто не смотрел на нее, все ждали, что скажет Ллерон Марцеллас, долговязый мужчина, опьяневший и блаженный.
«Все будет хорошо».
– Кхм-кхм, минутку внимания, уважаемые господа! – «Дядя Тин считал Ллерона Марцелласа дураком, но почему?» – Вегенберг и Империя многое сделали друг для друга с тех пор, как наш император и благороднейший из правителей Загорья, князь Арбалотдор, заключили договор о дружбе, торговле и военном сотрудничестве. От лица Сената хотелось бы поприветствовать многоуважаемого