и прилипла к окну. Мишель смотрел на меня. Мне вдруг показалось, что мои виски сжимает железный обруч, выдавливая из меня слёзы, которые я хотела скрыть. Я силилась отвернуться, но боялась, что, если двинусь с места, я просто рассыплюсь на части. На детство и настоящее, на воспоминания и мелькающее будущее, на сердце и голову, у которых сейчас не было ничего общего. Меньше чем через минуту взгляд Мишеля уже оставался только в моей памяти, а он остался на перроне моей прошлой жизни.
Я не помню, как дошла до купе. Билеты, документы, предложение выпить чаю от проводницы… Наверное, было так. Я не помню.
Ночь. Я прижала к себе руку, которой прикоснулась к рубашке Мишеля, а он поцеловал мои пальцы перед тем, как я вошла в вагон. Никогда я ещё не чувствовала себя такой взрослой. Никогда я ещё не принимала решения, от которого зависела моя судьба. Никогда ещё я не шла вперёд, когда на другом конце пути не было человека, которого я знала всю свою жизнь. Я уснула, уверенная, что в эту ночь он будет принадлежать только мне.
VI
Я проснулась в девять. Россия осталась позади. В семь утра мы проехали Минск, я пожалела, что проспала. «Ладно, на обратном пути постараюсь не пропустить», – подумала я и усмехнулась. Когда это теперь будет? А что, если я больше никогда не вернусь? Что, если со мной что-нибудь случится?
Сознание снова начало погружаться в какой-то мрак, который мог бы мне уже и надоесть. В купе вошли сразу три женщины, очевидно, мои спутницы. Забавно, что меня не смутило их отсутствие, когда я проснулась. Я так привыкла к мысли об одиночестве за последние сутки, что была уверена, что и в поезде вокруг меня не будет ни одной живой души. Теперь же приходилось осознавать, что меня вполне могут ждать расспросы о том, где мои родители, почему я еду одна, сколько мне лет и так далее. «Неплохо было бы придумать историю, которая бы отметала все вопросы», – подумала я. Ничего лучше, чем сказать, что я сирота, в голову не приходило. К тому же в моём нынешнем состоянии я вполне могла пожалеть себя так, что из моих глаз потекли бы слёзы, и сердобольным попутчицам было бы крайне неловко общаться со мной. Кто придумал эти однополые купе? Ещё двадцать семь часов…
Чтобы хоть чем-то занять себя, я изредка бросала взгляд на спутницу на нижней полке напротив меня. Женщина лет сорока, хотя все старше двадцати пяти для меня были «лет сорока», так как я просто понятия не имею, как можно определить возраст по внешности. У неё были волосы до плеч, каштанового цвета, платье цвета какао самого обычного фасона – круглый вырез, короткие рукава, вытачки под грудью и на талии. Шею украшала тоненькая цепочка с аккуратной подвеской в форме буквы М. «Ну вот, – вздохнула я, – и здесь Мишель». Я понимала, что мне предстоит теперь везде слышать его голос, читать журналы, где на каждой странице будет его имя, попадать в ситуации, которые будут мне напоминать о нём… Весь мир теперь сговорится забрасывать меня Мишелями. Я не собиралась с этим бороться.