пагубное влияние религии на разум человека, была одна. Он нашёл её тут же, на полке. Кто-то оставил сие издание советских времён под странноватой аббревиатурой, отдающей востоком, – «Учпедгиз». И только осилив премудрую галиматью, написанную, впрочем, неглупыми людьми, Давид прочёл на обороте, что «Учпедгиз» – вовсе не киргизская фамилия, а учебно-педагогическое издание. За неделю путешествия Давид мог вполне читать лекции студентам Высшей партийной школы на тему «Религия на страже империализма и милитаризма». Знания пригодились и сейчас.
Постепенно новоиспечённый маг и предсказатель обрастал клиентурой.
Инна Михайловна слушала, заламывая руки, и тихо постанывала. Она была покорена утончённостью повествования и глубиной познаний. Давид с видом кающегося отшельника говорил, глядя куда-то вдаль, и прикидывал, сколько может принести ему общение с попавшейся в сети «прихожанкой».
Закончив проповедь, прорицатель низко склонил голову и тихо спросил… тихо, но фамильярно:
– Что привело тебя… душа моя?
– Ох, – заёрзала в креслице дородная тётушка, – привело, ваше… э… ваше… как обращаться-то?
– Просто учитель, – сказал Давид и очень обрадовался только что придуманному названию своего статуса.
– …учитель. Да… конечно. Я хочу знать… Но прежде хочу покаяться… А батюшка наш занят. Они с помощником… дьяконом, или как там у них, – лавку открывают. Ну, знаете… картинки, свечи… Да и в городе ларьки… сигареты. Водка тоже. У них хорошая… Муж говорил, им разрешили безакцизную торговлю… Всей церкви… Ну, вообще всей по всей стране… Так что он занят, а я, значит, – к вам…
– Вижу, вижу, – скорбно кивал Давид, не глядя на покорённую его обаянием толстушку. – Можешь ничего не говорить. Грех твой хоть и велик… но не такой, чтобы не получить прощение. Только я не храмовый служитель. Водкой безакцизной с сигаретами не торгую. Не повезло. Однако моё отличие от них не только в том. Я не посредник общения с ним. – Давид поднял глаза кверху. – Также я не нуждаюсь и в посредниках между мной и небесами. Мой путь особенный. Я не апостол и не отшельник. Мне не чужды плотские утехи и житейские развлечения. – Давид косился на реакцию вперившейся в него женщины и менял русло своего монолога соответственно её выражению лица. – Поэтому скажу так: если человек осознал свою греховность, он уже прощён.
– Я осознала, осознала, – забарабанила прима местного бомонда и королева провинциальной тусовки. – Каюсь. Видит бог, каюсь. – Она стала неистово креститься, путая очерёдность прикосновений к плечам. Потом наклонилась к Давиду и, оглядываясь, прошептала:
– А на любовь можете заговорить? – и, сильно покраснев, жеманно повела головкой.
– Любовь… Ну, любовь приходит как снег на голову, как гром среди ясного неба и как налоговый инспектор перед снятием остатков кассы. Любовь никто не может призвать. А что, с мужем… никак?
– Он просил никому… Но вам – скажу.