антитеза «веры» и «знания» имеет место быть (иначе она не занимала бы со времен античности одно из ведущих мест в европейской культуре!) – но только до тех пор, пока мы не переходим к более фундаментальной антиномии веры и воли, в которой она полностью снимается. При чем снимаются основания не только для иудео-христианского «принципа веры», но и для отрицающего его «принципа знания». Только здесь становится понятно, почему судьба современного язычества во многом зависит от того, насколько быстро оно сможет порвать не только с иудео-христианством, но и с оккультизмом, различными формами «магического» сознания. Вернуться к двумерной (с точки зрения смысла и ценности) антиномии веры (мышления) и воли (переживания) значит вернуться к тому самому способу мысли, который был характерен для аутентичного язычества, значит вернуться к исконному («наивному») язычеству, отринутому пару тысяч лет назад одномерным («аксиологически нейтральным», «обрезанным») мышлением западной цивилизации.
Снова и снова нужно повторить: перед язычником не стоит проблема «знать или верить?», язычество вообще основывается не на «познавании» мира (как это думала античная философия, что и стало началом падения язычества), а на его переживании – на его непосредственной (не опосредованной мышлением) данности в сознании, в силу заключенной в нем самом его самоценности. Именно непосредственно переживаемая ценность мира прежде всего (а не только тот или иной «зашифрованный» космогонический смысл) воспроизводилась в бесконечно повторявших его обрядах и ритуалах древнего язычества. Язычество есть любование миром. Без следования природе, в котором воля организуется и направляется живым «ощущением» самоценности мира, нет язычества. Вот почему фундаментальная способность к переживанию, задействующая все без исключения формы чувственности, здесь столь же важна, сколь и способность к мышлению, и никакие «значимости» (как смыслы), взятые сами по себе, не могут подменить собой исходные ценности. Как только греки посмели усомниться в рациональной «истинности» собственных мифов, взвесив их на весах чистого (одномерного) разума, их чудный мир безвозвратно канул в историю, сметенный натиском более страстных народов с востока. Ибо не только вера-мышление, но и переживание и вытекающая из него воля формируют собой «окончательный» образ мира.
Значение веры и воли определяется тем, насколько репрезентативны они в отношении представленных ими способностей – мышления и переживания. С естественнонаучной точки зрения, являясь производными от предельных способностей человека, вера и воля с разных сторон влияют на энергетику органических систем и отдельную личность вплоть до уровня внутриклеточных окислительно-восстановительных процессов66. Они в равной мере важны для счастливой жизни в гармонии с природой, и ничто из них не может использоваться