манифеста Н. Н. Сперанский (волхв Велимир, «Коляда вятичей») в дальнейшем в своих статьях начинает использовать уже более определенный термин «языческая вера», под которой он понимает неформальную веру народа, противоположную искусственной вере в догматы и отличную от «двоеверия» («народного христианства»). См., к примеру, «Грозовой миф и судьба России» (1999), где Велимир доказывает, что «языческая вера», в отличие от веры христианской, призвана достичь «правды и гармонии в душе народа»17. Аналогичная задача языческой веры – «разрешать конфликты, не усиливать и не играть на них» – сформулирована в «Книге Природной Веры»18 и других работах Велимира. Таким образом, вера здесь рассматривается пока еще не по существу, а лишь с содержательной стороны по ее разновидности – наряду с другими возможными верами, хотя заметно уже присутствие характерной атрибутивной интенции «к знанию».
Следующий (второй) этап в развитии понятия веры можно связать с постепенным выделением в нем двух аспектов – (1) экологического, природного и (2) этно-культурного, национального, что не в последнюю очередь связано с социально-политическим расслоением самого язычества на фоне постперестроичных общественных трансформаций. Не случайно первым особенно громко завил о себе именно этно-культурный аспект веры, тогда как второй – экологический – оформился в самостоятельное движение позже. Когда в конце 90-х гг. прошлого века в быстро разраставшейся среде традиционалистов возник термин «родноверие» – если верить аннотации одной из книг19, первым его ввел в употребление бессменный лидер действующего с 1997 г. Союза Славянских Общин Славянской Родной Веры (ССО СРВ) В. С. Казаков, по другим данным20 – верховода московской общины «Родолюбие» И. Г. Черкасов (Велеслав), а его ближайший сподвижник Д. А. Гасанов (Богумил Мурин), обнинская община «Триглав», впервые употребил термин «родная вера» – то основной целью его появления было не обоснование и понятийное закрепление аутентичного (в том числе древнего, дохристианского) языческого мировоззрения, а прежде всего конкретное религиозное самоопределение на основе уже имеющегося универсального принципа веры, но в демонстративном отказе от христианства, воспринимаемого в смысле «чужой», «навязанной» веры («чужебесия»). Поэтому хотя «принцип веры» в качестве существенной характеристики религиозности сохранялся, но в нем настойчиво подчеркивалась семантическая связь с родом и местное происхождение (в отличие от пришлого иудео-христианства).
Так, по мнению А. М. Щеглова (2001), после «многих веков пребывания в подполье родная вера набирает силу и множит ряды сторонников»21. При этом, быть язычником, по А. М. Щеглову, это и «значит, идти своей дорогой и опираться на собственные силы, а не заимствовать заморские учения и веры (курсив мой. – Д.Г.)»22. «Долг и честь для язычника жить