от слова ведать, то есть знать, понимать»45. В то же время даже в ведизме «есть определенное место вере, так как не всё человек может проверить, но эта вера не слепая и не абсолютная. Она базируется и на разуме, и на сердце»46. Т.е. даже с привлечением второго «начала» – «сердца», вера оказывается не в состоянии преодолеть фундаментальную (для иудео-христианства) антиномию «веры и разума», тем самым оставаясь важной составной частью указанной выше традиции.
Значительное усиление рационального момента в понимании веры, по сравнению с исходным иудео-христианским «принципом веры» (агносиса в противоположность гносису), характерно, конечно, для всех без исключения направлений современного язычества. Даже у тех, кто постоянно отсылает к необходимости «верить», как например, в уже цитированном выше «вероучении» Содружества Природной Веры «Славия», вера по существу отождествляется с правильным («верным») мышлением. Общим местом является постоянное определение веры через замещение ее разумом (каким-либо знанием), очень характерное для иудео-христианской традиции в целом (это ведь то, с чего начиналась выработка самого понятия «пистис» в античной культуре), но уже, так сказать, с обратным знаком – в отрицание устоявшегося значения веры в направлении ее полного отождествления со «знанием» (рационально и одновременно «мистически» ориентированной деятельностью мышления). При этом, правда, не всегда сознается и четко артикулируется отличие такого познания от классического мистического визионерства, характерного для большинства христианских ересей и различных направлений магической, оккультной религии.
Наконец, встречается и тотальный отказ от «веры» в пользу «знания», т.е. полное переворачивание «принципа веры», когда на место агносиса, отрицающего гносис, ставится сам гносис, в свою очередь, резко противопоставленный агносису, напрочь сведенному к «слепой» вере, «суеверию». Поскольку «вера» объявляется «суеверием», понижается и сам гнозис до элементарного уровня так называемого здравого смысла (рассудочного познания). Особенно это заметно у старейших язычников, начинавших с чистого листа советского атеизма и еще не имевших под собой той чрезвычайно усложненной родноверческой мифологии, которая вынуждена как-то соотносить себя с универсальным «принципом веры», частично даже беря его на вооружение против господствующей иудео-христианской традиции. Так, Я. О. Волохов в своей «Исповеди ортодоксального язычника» (2006) прямо утверждает, что «вера в бессмертие души абсолютно не обязательна для гармоничной жизни и здорового мировоззрения», что «в бога верить не надо»47 и что вообще лучше всего следовать старому девизу уголовников «не верь, не бойся, не проси», который будто бы соответствует древнему «покону»: «Не верь кому-либо, а знай, Не зная – не верь, пока не узнаешь. Не верь во что-либо, а знай, Не зная – старайся узнать. В бога Не верить!