не было ничего забавного. Это был символ переделки Святой Руси в клонящуюся на Запад империю. Сама мысль была подсказана Петру окружавшими его иностранцами: русский народ относился к ним с инстинктивным недоверием, после «брадобрития» иноземцы как бы растворялись среди высших российских сословий. Царь не только переменил внешность русских верхов, но и заразил их своим прозападным, протестантским и вольнодумным, пристрастием. В этом слое преемницы Петра, императрицы-цезарепапистки, получили опору для новых антиправославных деяний. Православие оставалось уделом духовенства, купечества и крепостных крестьян – «религией попов, торгашей и рабов». По пословице: рыба гниет с головы – Россия получала «гниющую голову». Верхи становились все более чужды святой вере и народным обычаям, а народ научался смотреть на них отчужденно и неприязненно (здесь истоки тех зависти и ненависти низов к верхам, которые разожгли большевики для погубления России). Нуждаясь в невольниках для «великих строек», Петр I похоронил выдвигавшиеся до него планы освобождения крестьян: этим он закрепил раскалывавшую народ пропасть и отодвинул развитие России на полтора века. (Несостоятельно мнение, будто крепостное право было необходимо для обороноспособности Руси, «осажденной крепости». Крепостничество являлось тяжкой язвой державы – когда Александр II упразднил его, это вызвало взлет русской промышленности и науки.)
Протестантизм пошел на Русскую Церковь открытой яростной атакой при императрице Анне Иоанновне (правила 1730–1740), отдавшей государство во власть своего фаворита немца Бирона, говорившего, что с тупыми русскими можно разговаривать только кнутом. По-прежнему царила атмосфера доносительства, продолжались пытки и казни. Продолжились изъятие церковной собственности, гонения на монастыри. Всякая попытка оспорить протестантскую ересь считалась государственным преступлением: епископы-исповедники Варлаам (Вонатович) и Сильвестр (Холмский) были отправлены в заточение, епископа Феофилакта (Лопатинского) бросили в каземат Петропавловской крепости. Подобной участи подверглись десятки священнослужителей.
Передышку среди гонений Русская Церковь и народ Божий получили при императрице Елизавете (правила 1741–1761). Она была правительница простая и добрая, благочестивая, прилежала к церковным обрядам, любила свой народ и его обычаи. «Матушка-царица» почитала духовенство и монашество, считала своим долгом благотворить им. При ней вновь ожили святые иноческие обители. Но восстановлением патриаршества она не озаботилась. И снова Церковь оказалась беззащитна, когда после доброй монархини на российский престол взошла очередная лукавая царица.
Екатерина II (правила 1762–1796) достигла самодержавной власти, согласившись на отстранение своего мужа, императора Петра III. По происхождению немка, иностранка, она чувствовала себя в России не совсем уютно и во избежание народного возмущения старалась не оскорблять явно веры народа. Императрица