головой.
– Это все потому, что ты невнимательно относишься к распоряжениям рейхсфюрера по этой части, – пошутил Скорцени. – Ты и Джилл – вы обе. Рейхсфюрер же постоянно вещает, что каждая немецкая женщина должна отработать на этой «ферме», как называет это заведение Науйокс, и принести арийское потомство фюреру.
– Ты забываешь, мы с Джилл – не идеальные арийки, мы полукровки, – ответила Маренн неожиданно резко. – Так что фюрер вряд ли заинтересован в нашей деятельности на этом поприще.
– В настоящее время генетический груз настолько велик, что рано или поздно он просто раздавит человечество, оно задохнется от необходимости выполнения обязательств, навязываемых религией и отжившей моралью. Меры необходимо принимать как можно скорее. И главная из них – стерилизация ущербного материала.
В лекционном зале, снятом владельцем газеты «Чикаго трибьюн» Робертом Маккромиком на берегу озера Мичиган специально для выступлений гастролирующих в США ораторов, яблоку негде было упасть. Все места были заняты. Люди стояли в проходах, сидели на подоконниках, толпились перед сценой. Желающих послушать о новой науке не остановила даже погода – с раннего утра в Чикаго шел дождь, а с озера дул сильный, пронзительный ветер.
– Я не понимаю, зачем ты привел меня сюда?
Маренн наклонилась к уху Скотта.
– Послушать этот бред? Я не понимаю, что тебя в этом увлекает.
Впрочем, она понимала. Ее спутник и давний друг Фрэнсис Скотт Фицджеральд – писатель, драматург, светский повеса. Они познакомились в 1925 году, когда, опубликовав в Нью-Йорке свой первый роман «По ту сторону рая», Скотт обрел известность и купил особняк на Манхэттене. Это был чудесный дом в средиземноморском стиле с семью спальнями, дровяным камином и арочными окнами. Скотт и его жена Зельда вели в нем роскошный образ жизни, устраивая вечеринки и принимая гостей. Это было безумное время – «время джаза», как назвал его Скотт в одном из своих произведений. После окончания Первой мировой войны, когда Европа лежала в руинах, на Америку пролился «золотой дождь». Началась полоса невероятного экономического процветания, сменившегося позднее глубочайшей депрессией. В Нью-Йорке и в Чикаго нувориши денег не считали. Процветали подпольные дельцы, бутлегеры, делавшие на «сухом законе» целые состояния, миллионы за пару дней. Скотт и его жена Зельда старались не отставать от богатой публики и соответствовать эпохе. Они вели жизнь напоказ. Частые скандалы, экстравагантные выходки – все для того, чтобы удержаться на первых страницах самых популярных газет. А желтая пресса взахлеб смаковала их «приключения». То и дело появлялись заголовки: «Зельда купалась в фонтане!», «Скотт разделся донага перед гостями!», «Скотт избил полицейского!». Беспорядочная жизнь, чрезмерное употребление алкоголя – все это быстро сказалось на здоровье Зельды, хрупком от природы. У нее появились признаки помутнения рассудка, и однажды