предков чтит левит?
А может мир скорбит,
что бог не Айболит?
И в ракурсе пустынь
воздушный океан
смердит, смердит, смердит,
метан, метан, метан.
«Мы устали от ошибок царей…»
Мы устали от ошибок царей,
прохиндеев, путчистов, зверей.
Родила без ног – бросила мать,
в охлажденный кювет умирать.
А другая – льет слезы ручьем:
детский плач усмирен палачом,
где любая школа – Беслан,
не позволит согреть крошку хан.
«Тоскуешь о прошлом?..»
Тоскуешь о прошлом?
Возьми верстак,
воссоздай картину былого —
она – пограничное состояние серпа и молота,
молота и серпа,
преходящего в плечи и далее в торс.
Тук – тук – и вжжик – вжжик —
эмблема застоя —
всего, что забыто
редактрисами в мини.
«Тук – тук» – и «вжик – вжик»…
Воскрешенное граффити.
Серп – тактика косы,
молот – тактика – стука.
Плохая роль
Вздыхает маленький король,
ах, у него плохая роль:
– Злодея!
Не шпагу, а гремучий яд
вручают маги и велят:
– Скорее!
Бунтует подданный народ,
на баррикады в бой идет:
– Долой!
А хмурый маленький король
который день сверяет роль:
– Вновь не герой.
Но у него мешок казны,
и палачи ему верны:
– Держава!
Есть королевство, есть указ,
кому-то в ром, кому-то в глаз —
– Отрава!
Вот это средство! Чудо-яд!
Все бунтари в гробу лежат:
– Король – тиран!
Не слышно мата и стихов,
ни обязательств, ни долгов:
– В щепу – таран!
Час бала – только нет гостей.
В стране разрухи и костей:
– Воняет!
На королевский торт бизе
слетелись мухи,
– «Сдохли все?» – считает.
«Виновата перед сыном моим…»
Виновата перед сыном моим,
за то что горек родины дым,
глаза разъедает, и стоны в земле,
обуглены детские ребра в золе,
и вдоль границ под кислотным дождем,
слепоглухие парады ведем.
«Грелка по имени Меркель…»
Грелка по имени Меркель,
Мера по имени грелка,
Грета по имени Менгель
Израиль по имени стрелка.
Может не надо нам ордо,
может – затаскана хорда,
может достаточно нервов,
у входа в камеру смердов?
В камере евро нет места,
ботоксом вздутые банки,
правят не войны, а чресла,
там, где муштруются танки.
Хайль,