потом шаги. Ветер прошёл по комнатам, от него вздулись занавески на окнах. В кабинетике у Дениса заработал компьютер, словно кто-то стучал по клавишам. Потом всё окрасилось бледно-зелёным светом. Это включился её любимый торшер. Вера приподнялась на постели, протёрла глаза и увидела, что в кресле сидит её свекровь. В сером старомодном клетчатом пыльнике, в шляпке бордо, с цветочками, вырезанными из сукна, с плоской лаковой сумочкой в раздутых от ревматизма пальцах. Лицо её было искажено ненавистью.
– Ну, что, рада? – спросила Леокадия Львовна. Голос у неё сделался деревянный, нездешний. – Рада, что избавилась от моего сына?
За её спиной вдруг вырос Денис. В синей форме, с портфелем в руке. Со своей вечно ехидной улыбочкой.
– Как избавилась? – возразила Вера. – Оглянитесь, вот он, живой. Он живой!
Леокадия рассмеялась скрипучим смехом.
– Он умер человеком, а тебя ждёт страшный конец. Ты скатишься на самое дно жизни и будешь ползать там по уши в дерьме. Посмотри, ведь ты уже там…
Свекровь с мужем исчезли, а Вера увидела, что и вправду лежит на дне. На дне большого аквариума, голая, грязная, облепленная вонючим песком и ракушками. Ей трудно, невыносимо дышать. В зелёной воде плавают рыбы, пялятся на неё круглыми глазами, беззвучно открывают рты, и ей слышится: «Убийца, убийца, убийца, убийца…»
Утром, идя на работу, Вера выбросила в мусорный бак пустые аквариумы Дениса и свой торшер. Фисташковый цвет начал её раздражать. И попросила Костю никогда больше не называть Левицкую Рыбкой. Та обещала, не спрашивая почему. Насчёт соцработника Вера всё-таки не поленилась, узнала. Позвонила в префектуру Центрального округа, представилась. Следователь Севастьянова интересуется… и так далее. Ей подтвердили, что есть у них в ЦСО кучерявая блондинка в очках. Ирина Макарова. Студентка, работает на полставки. Вера на всякий случай взяла её телефон. Получалось, что Костя, действительно, не при чём. Напрасно она заподозрила «сестрёнку». Они прожили вместе меньше месяца, но успели стать одним целым. И не только в постели. Вера привыкла обсуждать с Костей каждую мелочь и получать от этой девочки вполне взрослые, если не сказать мудрые, советы. Костя не уставала повторять, что им надо много денег и просила Веру быть посмелей, понапористей с подследственными. Все они шелупонь: мошенники, воришки, и надо принудить их делиться. Но у Севастьяновой язык не поворачивался намекнуть кому-либо на взятку. За ней закрепилась слава честного неподкупного следователя. Потому никто не предлагал ей денег. Все знали, что она откажется. И вдруг попалась одна незнающая. Владелица чебуречной на Киевском вокзале. Весьма неприятная особа, пятидесяти двух лет, вульгарная, хамоватая, но крепко стоящая на земле. Агния Рубеновна Ильясова. Яркая дама. Горючая смесь армянской, татарской и русской кровей. Фанатка певицы Пугачёвой. Она во всём подражала своему идолу. Одевалась в короткие юбки, ничуть не стесняясь толстых кривых ног, сильно красилась. Держалась нагло, говорила прокуренным голосом. На голове носила спутанную копну рыжих волос. У