понять, почему у нас так, как есть.
И сразу же, как всегда, оговорим: не претендуем на полноту понимания. Она придет позже, когда нас уже не будет. Зато будут известны результаты. Такая временная ограниченность, частичность хорошо видна на примере вековой годовщины начала Первой мировой войны. То, что тогда и чуть позже полагалось основными причинами, сегодня представляется второстепенным, на первый план выходит скрытое от современников.
То же самое и сегодня. Но это, как и сто лет назад, не освобождает нас от обязанности искать ответ(ы).
Для меня главный вопрос следующий: почему российский обыватель, российский предприниматель, российский интеллигент даже не пытаются противостоять разрушительному для них и для страны в целом экономическому и политическому курсу? Почему не возникают организованные группы сопротивления? Почему нет новой Болотной? Почему общество с равнодушием встретило разрушение Академии наук, закрытие школ, больниц, девальвацию рубля и т.п.?
Есть несколько причин. Но главная – в особой природе как постсоветской власти, так и постсоветского общества. Я специально называю эту власть и это общество постсоветскими, поскольку хочу еще раз подчеркнуть их происхождение. Хотя парадоксальным образом, выйдя из них, они принципиально изменились – вплоть до того, что их можно квалифицировать как совершенно иные.
Вспомним, что происходило в конце 1980-х годов. Неожиданно и для власти, и для общества все – и некоторые представители власти, и часть общества – выступили против одряхлевшей диктатуры и смели ее. То есть сложилась ситуация, прямо противоположная сегодняшней. Массовый подъем неравнодушного меньшинства общества и несколько реформаторов во власти изменили ход исторического развития.
(Прошу не удивляться: массовое меньшинство – не «contradiction in adjecto». К более-менее длительной социальной активности готовы относительно немногочисленные группы общества. Так всегда и везде. В революционные, переломные моменты их количество умножается, но все-таки они не перестают быть меньшинством.)
А кому были нужны эти перемены? Всем. По-своему все тогда пели: «Мы хотим перемен». А какой социальной группе, или классу, или «сословию» были выгодны эти перемены? Никому. В известном смысле слова проиграли все: номенклатура, офицеры, врачи, учителя, ученые, рабочие и т.д. А кто же выиграл? Небольшая часть индивидов, сумевших приспособиться и даже овладеть новой ситуацией, но в своем сугубо индивидуальном качестве, а не как представители или выразители интересов той или иной социальной группы.
То есть произошло еще не описанное удовлетворительным образом революционно-эволюционное событие, принципиально отличающееся от классических революций XVIII–XIX столетий и интернационал- и национал-социалистических революций ХХ в. Русская революция конца 1980-х – начала 1990-х имеет некоторые общие черты с европейскими революциями 1989 г., но и в значительной степени отличается от них.
Теперь становится ясным, что