попами бегают там, где мои березки росли? Я ведь их сажал, когда мне столько же лет было, как тебе сейчас, наверное. Тебе сколько?
– Восемь, – ответил мальчик.
– Ну точно.
– А тебе?
– Что – мне?
– Сколько лет?
– Семьдесят три, – вздохнул Николай.
– Нельзя из-за берез людей стрелять, – серьезно сказал Вася, присматриваясь к варенью.
– Мне, понимаешь, думается только об одном. Либо как я Чупиных того, либо мерзавца этого, жулика из администрации, который им помогал документы варганить. Три сотки им из воздуха присобачил и одну как раз вместо моих березок. Только об этом и думается. Караул.
Вася окунул ложку в варенье и, подцепив ягоду, понес ее к открытому в ожидании рту. Съел лакомство. Запил начинавшим остывать чаем. И только потом сказал со всей серьезностью беззубого восьмилетнего человека:
– Моя мама тоже так говорила.
– В смысле? – не понял Николай Степанович.
– Говорила, что не поедет к ним никогда. И меня не пустит. Потому что как только с ними, так прямо задушить хочется.
– Почему?
Николай с интересом посмотрел на мальчика, а тот сделал еще один заход к блюдцу с вареньем.
– Потому что ругают ее.
– Ты, может, мне телефончик дашь своей мамы?
– Зачем?
– А мы с ней объединили бы усилия, – улыбнулся Николай.
– Она не будет, – серьезно возразил Василий.
– Почему?
– А я ей сказал, что нельзя людей душить за то, что они тебя ругают.
– И что?
– И мы сюда стали ездить. Мне здесь нравится. Лазить можно. Заборов вон почти нет. А если есть, то маленькие. А мама никого больше душить не хочет. Говорила. И головные боли у нее прошли.
– У нее голова болела? – спросил Николай Степанович и допил остатки своего чая.
– Постоянно. Говорила, что как только о брате думает, так сразу и начинает болеть.
– Подожди, – произнес Николай Степанович, – подожди, Вася.
Мальчик примерился ложкой для еще одного марш-броска, но залетевшая на веранду оса отвлекла его от планируемого маневра.
– Оса, – проговорил Вася.
– Ага, – согласился Николай. – Подожди. Я правильно тебя понял? Ты сказал маме, что нельзя никого душить из-за того, что ее обижают там или ругают, и она перестала об этом думать?
– Да, – серьезно ответил Вася. – Я в садике еще когда был, там Славка Паровозов с Ромой (не помню, как фамилия) сцепились из-за того, кто первым на празднике выступать будет. А я подошел к ним и говорю, нельзя, мол, из-за этой ерунды друг друга мутузить, и они разошлись по углам. Вера Васильевна мне сказала: «У тебя талант, Васька. Миротворцем будешь». Вот так.
– Воспитатель?
– Вера Васильевна? Да.
Вася все-таки зачерпнул варенья и понес ложку ко рту, но тут тишину разрушил вопль, раздавшийся откуда-то со стороны Чупиных. Вопил звучный женский голос.
– Васька! Где ты, рыжий черт?!
– Бабушка, – ухмыльнулся мальчик и доел варенье. – Пойду. Спасибо за чай.
– Не