в Мюрдаль, пошел снег, первый в этом году – хлопьями, мягкими, как гусиный пух. Когда наш маленький поезд прибыл во Флом, снег превратился в мокрую, тяжелую крупу. Съемочная группа распаковывала аппаратуру мгновенно задеревеневшими руками. Съемка казалась бесконечной. Снимали, как я медленно бреду под бьющим ледяным дождем, промокнув до костей. Как неуклюже скольжу по заледенелой тропинке, едва разбирая дорогу в полуметре перед собой. Губы практически онемели от холода. Иными словами, снимали, как я все больше и больше выхожу из себя. Одно дело снег, но мокрая смесь снега, дождя и льда в лицо, когда на тебе очки, – то еще удовольствие. Прошу заметить, что ни один из этих кадров так и не попал на экран. Вот они, радости телевидения.
На следующее утро снег практически исчез. Солнце робко выглядывало из-за гор, а небо стало ясным, как прозрачный лед. Мы отправились в лес, чтобы найти лесников и, если повезет, наше дерево. Выбор того самого рождественского дерева не терпит случайности. Нельзя просто наткнуться на симпатичную ель и решить: «О, эта подойдет для Трафальгарской площади». Это важное дерево, ежегодный подарок жителей Норвегии с 1947 года в благодарность англичанам за поддержку во Второй мировой войне. Едва подросшие саженцы, подходящие в будущем для этой цели, получают отметку и десятилетиями находятся под наблюдением. То самое дерево, обычно европейская ель, не должно расти в тесноте, поэтому близстоящие менее значительные экземпляры удаляются, чтобы ветви избранного дерева получали достаточно дневного света и могли максимально симметрично раскидываться во все стороны, а ствол оставался прямым. Проходя через лес, мы замечали деревца, которые, возможно, будут украшать площадь в 2030 или 2035 году.
«Как вы думаете, какая лучше?» – спросили меня. Мы выбрали несколько деревьев подходящего возраста, высоты и обхвата, и начался елочный кастинг. Мне доверили выбор из трех-четырех финалистов – юных дарований, замеченных еще в детстве и взращенных для будущей звездной миссии. Ели, которую я выбрал, было около семнадцати лет – как мы узнали, подсчитав кольца на тонком, толщиной в карандаш спиле, словно сыровар, проверяющий качество голубых прожилок в головке стилтона.
Звонок в городскую управу за разрешением – традиционная дань вежливости – и лесники приступают к рубке. Следующий раз я встретился с этой елью в первый четверг декабря – массивное дерево транспортировали и установили напротив Национальной галереи. Хор Сент-Мартин-ин-зе-Филдс распевает вокруг него рождественские гимны, едва не срывая сутаны. Здесь посол Норвегии, мэры Осло и Вестминстера. Дерево подсвечивается в традиционном норвежском стиле – пятью тысячами простых белых лампочек, а постамент мило украшен стихами, подготовленными поэтическим обществом.
Несколько недель спустя, в канун Крещения, мое дерево снимут, порубят на части и отправят на переработку.
Я вынимаю из холодильника вчерашние ньюди и осторожно их похлопываю, проверяя, достаточно ли они плотные.
Песто из авокадо и водяного кресса
авокадо