как действия радикалов, идейных наследников Бандеры, а также как протесты против коррупции. Надежды сторонников Майдана относительно вхождения Украины в Европу трактовались как наивные и объяснялись «промывкой мозгов и пропагандистской кампанией Запада, который, являясь режиссером Майдана (прежде всего США), делал всë, для того чтобы сформировать ложные представления о будущем у украинцев» [Гущин, 2015, с. 1]. Янукович после победы Майдана и бегства «воспринимался не просто как изгнанный президент, но как лидер, неспособный принять жесткое решение, потерявший контроль над страной» [там же, с. 1].
Характерна лексика, которая первоначально (до президентских выборов в Украине и вынужденного их признания Россией) применялась в отношении новой власти в Киеве, отмечает А.В. Гущин. Сама власть ассоциировалась с понятием «хунты», а ее приверженцев называли «фашистами». Внушалось представление, что «реальная власть в Украине захвачена радикалами.., а А. Яценюк и А. Турчинов, с одной стороны, слишком слабы, чтобы контролировать страну, а с другой – сами являются ставленниками геополитических соперников России…» [Гущин, 2015, с. 2].
Украинские события в этот период были темой номер один для российских СМИ, и они тесно увязывались с присоединением Крыма. В данном контексте образ Крыма – «это образ территории, которая ввиду проживания там значительного числа русских не приняла Майдан и, ожидая репрессий со стороны новых властей, пожелала воссоединиться с Россией. Россия же рассматривается как сторона, которая была несправедливо лишена Крыма авантюристичным поступком Н.С. Хрущева, в то время как вся история свидетельствует о том, что Крым – не только одна из колыбелей российской цивилизации, но земля, политая кровью русских.., которая по праву принадлежит именно России» [Гущин, 2015, с. 2]. Современная Россия трактовалась в данном случае как наследница и преемница Российской империи. Соответственно, присоединение Крыма для большинства россиян означало возвращение потерянной не по своей воле территории, т.е. торжество исторической справедливости.
Если образ Крыма в представлении россиян статичен, то восприятие юго-восточных регионов Украины на протяжении украинского кризиса менялось. Когда начались события на юго-востоке, «идея Большой Новороссии главенствовала в общественно-политическом дискурсе, на ТВ и в прессе выступали идеологи новороссийского проекта, которые формировали представления о том, что 8–9 областей Украины собственно Украиной в том смысле слова, в каком ее понимают в Киеве, не являются», – указывает А.В. Гущин [Гущин, 2015, с. 2]. Муссировались ожидания, что в связи с неприятием новой власти они в ближайшее время решат отделиться от Украины. Именно через эту призму были восприняты события в Одессе. Однако трактовка СМИ изменилась после введения санкций, ухудшения отношений с Западом, а также в связи с тем, что протестное движение в ряде областей не вышло на ожидаемый уровень. Присутствовало мнение, что Россия «упустила благоприятное