Б-быстрее уйдет п-призрак. Т-так доктор Чан г-говорит.
Анна слышала Роба, но не могла понять, слова ускользали, не позволяя распознать сути. Она вдруг сообразила, что сидит на полу и теребит какую-то яркую тряпку, оказавшуюся подолом халата-кимоно. Кто и когда ее переодел? Неужели этот урод?! Анна резко подняла голову и к горлу мгновенно подкатила тошнота.
Руки санитара обхватили ее, бессильную протестовать, и в следующий миг, – словно происходившее разрезали на фрагменты и некоторые из них отбросили, – ее уже выворачивало над унитазом.
– Эти лекарства меня доконают, – пробормотала она.
Роб вымыл ей лицо, как это делают перемазавшимся детям. Где-то на краю сознания пульсировала дурацкая мысль: «Ни одного зеркала», – а по лицу уже елозило полотенце. Лапища санитара, придерживавшая Анне затылок, была такой горячей, что казалось – вот-вот опалит кожу. Хотелось оттолкнуть ее, но руки бессильно повисли вдоль тела, и только слезы лились неиссякаемым потоком.
Должно быть, для Роба Анна ничего не весила, так легко подхватил он ее на руки и, перенеся в спальню, положил на матрац. Случайно или намеренно жаркая лапища скользнула по ее груди, заставив очнуться.
Санитар отошел к шкафу и вытащил из него подушки.
Раздался тройной писк, Роб взглянул на браслет. «Должно быть, вызов», – понадеялась Анна. Но Роб никуда не спешил, он продолжал аккуратно раскладывать подушки на полу. Браслет снова пропищал, на этот раз дважды. Покончив с приготовлениями, санитар опустился на колени возле Анны.
– Это п-почти не б-больно, м-мисс, – сказал он. – Т-только вначале немного н-неприятно. Т-так говорят.
Тут раздался одиночный протяжный сигнал браслета, и санитар толчком придавил голову и грудь Анны к матрацу.
Крик возмущения тут же перешедший в испуганный вопль: тело свело судорогой. Внутренности завибрировали, в голове зазвенело; казалось, что-то живое ломится через барабанные перепонки наружу. Анна ослепла, ее словно катало прибоем по камням. Она пыталась вырваться, но уже не понимала, с какой стороны на нее навалился Роб: не знала, где верх, а где низ, и не могла кричать, только хрипела. А когда пытка, наконец, прекратилась, Анна решила, что ее разбил паралич.
Она открыла глаза. Роб стоял на коленях, склонившись над ней, – в той же позе, в которой Маара готовила свое ужасное блюдо. Точно также набрякли щеки и лоб, и также тускло блестели глаза.
– Р-релаксация, – просипел Роб. Он облизнул сально блестевшие губы и показал ей браслет.
Анна не могла даже застонать. Ужас объял ее, и все существо наполнилось безмолвным криком.
Сачок – безжалостный, неумолимый сачок – накрыл бабочку, и теперь она оказалась во власти чудовища, тупого и кровожадного.
Роб смотрел на беспомощную подопечную широко открытыми глазами, потом отстранился и слегка прищурился. Взгляд его подернулся поволокой: должно быть, в эту минуту