Хряк услышал его.
– Ах, ты, козел, – взревел он, – да я тебя…
По закону подлости он почти сразу попал концом заточки в отверстие замка боксика Виктора. Но в это время кто-то ударил его сзади, и Хряк опустился на пол будки. Шнырь вытащил из рук Хряка заточку и принялся тащить Хряка обратно в будку, но тот был слишком тяжел, и непонятно откуда появившийся Буза не побрезговал помочь Шнырю.
Хряк лежал на полу будки, а над ним стояли Буза и Шнырь.
– Переверни его, – попросил Буза.
Шнырь наклонился над Хряком, но сделать ничего не успел. Машина наклонилась сильней обычного, и Шнырь с Бузой полетели к задней стенке, не сообразив сначала, что это могло быть. Через секунду машина выпрямилась, ее тряхнуло раз, другой, третий…
– Марочку, – заорал Буза. Шнырь, мгновенно сообразивший все, стал шарить по карманам Хряка, отыскивая платок. Платка не было. Машина спустилась с насыпи железнодорожного переезда и поехала дальше.
Буза рванулся в предбанник, выглянул в окно, потом длинно выругался и ушел в будку, где Хряк уже пришел в себя и сидел на полу, тряся головой.
Виктор тронул дверь боксика, она была открыта, а не распахнулась только потому, что ее чуть клинило в проеме. Можно было попытаться толкнуть ее коленом, выйти в предбанник, выбить штакетину, закрывающую дверь будки, и выпрыгнуть из машины: скорость была небольшой…
Ворохнувшееся в соседнем боксике тело остановило его.
– Как ты? – спросил он.
– Все хорошо, – ответила Валентина.
– Держись, скоро все кончится, они ничего тебе не сделают, Буза дал слово.
– Да-да, – ответила она, – ты им ничего не говори, не зли их, молчи, и все. Слышишь?
– Слышу…
Захватчиков не было видно.
«Идиоты, – подумал он, но не о захватчиках, – целый автобус солдат едет за автозаком, сейчас их можно без крови и особых усилий освободить, но где там. Сотруднички… А что будет, когда приедем в Каминск?»
Он потоптался на месте, разминая затекшие ноги. «Да, думал ли он, что когда-то придется ему ехать в автозаке в качестве заложника. Вот пришлось… Жил себе Витя, жил, в школе учился, в институте, женился – все, как у людей, и вдруг попал в колонию…»
Он вспомнил первые дни в зоне: серость, грязь, вечный мат, без которого не обходятся ни осужденные, ни сотрудники, вспомнил попытки прощупать его и со стороны коллег, и со стороны осужденных. Кто ты? Что собой представляешь? Что с тебя можно взять? Не опасен ли?
Он работал как вол, но работа не приносила ему морального удовлетворения, а дом тестя – душевного покоя и отдыха. И он стал все чаще участвовать в пьянках с сотрудниками колонии, сначала по поводу, а потом и без повода, только для того, чтобы снять стресс и забыть о своей собачьей жизни. На одной из таких вечеринок он познакомился с ней… Потом проводил ее до калитки, потом до порога, потом у нее задержался…
С той поры у него начался вполне осмысленный период жизни. Все у него получалось на работе, а дома даже теща не могла нахвалиться на него.
В его жизни, до этого пресной и серой,