не человек! Это тень! Раздражительная, слова не скажи! Сколько раз видела ее плачущей у нас, чаями да отварами сибирскими отпаивала бедную девочку! Мерзавец этот Литвинов, мерзавец и есть! До чего жену довел, за одно это надо сажать! Ничего, найдется и на него управа! Сколько веревочке ни виться!..
Караваева схватила со стола бутылку с водой и сделала два больших гулких глотка. Старший инспектор понял: сейчас или никогда!
– Ради бога, спросите у этой женщины, когда она в последний раз видела убитого, – торопливо взмолился он, обращаясь к Софье. – Иначе мы до утра не закончим!
Софья быстро задала вопрос.
– Так, а чего, – на мгновенье задумалась Караваева. – Вчера и видела. После ужина. Мы с Толей поздно с ужина возвращались, ему надо было закончить что-то по работе, записи внести в медицинские карты. Считайте, на час позже вышли к ужину. А возвращались когда, смотрю, – Сашка бежит, и, главное, две початые бутылки с вином в руках тащит. Я ему еще тогда сказала, мол, Сашенька, не пей, ты же на капельницах вторую неделю, ну куда это годится? Для чего? Здоровье бы поберег! А он только смеялся, мол, Ада, один раз живем, на халяву, мол, и уксус сладок! И в номер свой, значит. Ну, а мы отдыхать пошли. Я к себе, а Толя – к себе. У него с раннего утра прием, а я если не высплюсь, – у меня чудовищная мигрень! И аппетит сразу пропадает, будто его и не было…
– Вы хотите сказать, – сумел вклиниться воспрянувший духом Антонидис, – когда вы его вчера встретили после ужина, у него в руках были две бутылки вина, красного и белого, и они уже были открыты? Софья, переведите, это очень важно!
– Ну да, – недоуменно кивнула Аделаида Павловна, выслушав управляющую. – Я же говорю, початые! Красного и белого, так и есть. Видно, что часть уже отпили, хоть и немного. Он их еще так за горлышки держал, чтобы не расплескать и вот так большими пальцами зажимал.
Она показала, как именно юрист держал бутылки, вытянув вперед руки, сжатые в кулаки.
– Ясно, – сказал полицейский, что-то лихорадочно записывая в свой блокнот. – А что она может сказать про других директоров? И были ли у убитого враги? Кто мог желать ему зла?
Аделаида Павловна хмыкнула.
– А чего не могу? Конечно, могу. Про всех все скажу. Истомин Петька – алкоголик. Жалко его, трудяга был всю жизнь, руки золотые. Говорят, еще рабочим в СМУ19 начинал, потом мастером стал. Это потом они уже вдвоем с Литвиновым и организовали «Зодиак». У того амбиций побольше было, он в генеральные полез с самого начала. А Петька пахал, света божьего не видя. На его горбу Литвинов и озолотился. Все у Петьки было: жена, дочка – до той аварии злосчастной. То ли он заснул за рулем ночью, то ли уставший был, но от встречного автобуса увернуться не сумел. Девять месяцев по больницам, сам весь ломаный-переломанный. А жена с дочкой прямо там, на месте… Их даже без него хоронили, он только потом на могилки пришел, когда смог ходить. Двое