немецкому дому, в который им не терпелось заселиться. Почти половина жителей села были немцы. Одновременно в один день уезжали около двадцати семей. Каждая семья хотела напоследок блеснуть своим достатком, отметить свой отъезд праздником, который должен был оставить на долгие годы память о них у соседей, друзей и коллег по работе. Несмотря на безалкогольный Указ, на столах стояла водка и дорогие коньяки, которые были куплены втридорога у спекулянтов. Денег не жалели. Куда с этими рублями в Европе?!
Степан с женой и дочерью прожили в деревне неделю. Каждый день они шли к кому-нибудь на проводы. К концу недели, когда были намечены проводы родни Веры, он уже не мог смотреть на куриную лапшу, на свиные окорока, на жирную телятину. Скорее бы выбраться из этого прощального бреда и ежедневного обжирания. Наконец в понедельник утром уезжающие семьи расселись в двух больших «икарусах», разместив свой скарб в их днищах, и уехали в омский аэропорт, где ждал самолёт, который должен был перенести их из категории советских граждан в категорию переселенцев. Степана, Веру и Надю, обратный рейс у которых был тоже назначен на этот же день, довезли до аэропорта на «москвиче» остававшиеся в деревне родственники.
Они долго прощались с родными перед стойкой регистрации, простояли почти час у стеклянных окон, ожидая, когда взлетит самолёт на Германию, и вдруг оказались одни в опустевшем зале аэропорта. После шума и суеты в аэропорту стало тихо. Уставшие от бесконечных проводов, слёз, смеха и еле сдерживаемой тоски, они наслаждались тишиной. Только иногда шум самолетного двигателя нарушал тишину. Степан и Вера читали газеты, Надя что-то рисовала на ватмане маленького формата. Прочитав очередную новость о визите генерального за границу, Степан, делая вид, что продолжает читать, наблюдал за своими родными. У Веры после хлопот и расставаний с родными глаза были ещё припухшими. Надюшу все волнения обошли стороной. Она всю неделю прожила у своего дяди, который оставался пока ещё жить в селе. Утром ей не приходилось рано вставать, и днём она уходила с подругами или на речку, или уединялась со своими листами и акварельной краской где-нибудь в роще недалеко от села. Степан всегда удивлялся той простоте отношений в многочисленной родне Веры. Её отец работал механиком в совхозе, мать учительствовала. Были ещё три брата и две сестры. Сёстры пошли по стопам матери. Два брата тоже работали в совхозе, а один, самый младший, окончил университет и работал преподавателем в техникуме. Младший и старший оставались в Союзе. У обоих были русские жёны, и несмотря на то, что и они вместе с родителями получили вызовы, решили подождать с отъездом. Германия – историческая родина, но кто его знает, какой стороной повернётся эта родина к своим новоиспеченным сыновьям. Тем более что жёны не особенно рвались за границу, которая для них была чужой. Степану импонировало то, с каким пониманием относились в родне к такому шагу одних из них. Не было осуждения, не было упрёков. Так, только некоторое сожаление, что приходится