следит за сеньорой ночами,
За чужими плечами,
За стаканом печали.
Он как жгут перекручен,
Как провод искрит,
Он затоптан её каблуками…
Клим поднялся.
– Я сейчас… – сказал он, не глядя на Любочку, и направился через веранду к графине.
Каким ветром занесло её сюда, к «вагонникам» и их подругам? Она кого-то ждёт? Или пришла с кем-то?
Нина обернулась, и чёрный веер, сложившись, выпал из её руки и повис на запястье на тонкой бархатной ленте.
– Добрый вечер! – произнёс Клим и склонил голову.
Его пульс учащённо бился, отсчитывая секунды. Казнит? Залепит пощёчину? Поднимет на смех, припомнив угрозы её уволить?
– Добрый вечер! – отозвалась графиня.
Её серо-зелёные глаза смотрели спокойно и непроницаемо. Если бы она разгневалась или надменно скривила губы, Клим знал бы, что сказать, – придумал бы какую-нибудь шутку, – но Нина разглядывала его, будто видела впервые. Может, она не узнала в нём грубияна-«грабителя»?
– Вы танцуете? – произнёс Клим волшебные слова.
К его радостному изумлению, она молча протянула руку, и они вышли на танцевальную площадку.
– Это аргентинское танго, – тихо проговорил Клим. – Встать надо ближе.
– Так? – Нина быстро взглянула ему в глаза, придвинулась, и её лёгкий выдох пришёлся Климу на шею.
– Да, так.
– И что надо делать?
– Следовать за мной.
Клим ощущал твёрдость колец на её тонкой руке, прикосновение бедра – через шёлк юбок; нервное напряжение спины, движение лопаток и ещё кое-что: интимный шов на сорочке под платьем, которого он касался бессовестными, немеющими пальцами.
Певица пела о невозможном счастье, а Клим смотрел на склонившуюся к его плечу женщину, и у него замирало сердце от вдохновения и предчувствия чего-то огромного и неизбежного.
Ищет взглядом
Знаки судьбы —
Намёк на спасенье
От наваждения.
Не выносит душа ледяной пустоты,
Не оспорить закон притяжения.
Танго смолкло. Клим отступил на шаг и поклонился. Ну, что теперь?.. Можно пригласить её за свой столик?
– ¡Gracias, señora! – произнёс он, но Нина не ответила.
В двух шагах от них стоял высокий, крепкий, наголо обритый господин лет сорока пяти.
– Нина Васильевна, – позвал он ласково, – мне надо с вами поговорить.
– Да, конечно. – Она повернулась к Климу: – Прошу прощения.
Они ушли, и Клим вернулся за столик к Любочке.
– Ты знаешь того господина, который…
– Его все знают, – отозвалась она. – Это Матвей Львович Фомин, председатель Продовольственного комитета.
На тарелке перед ней лежала ощипанная виноградная кисть и ягоды – сорванные, но не съеденные. Она взяла одну из них и сдавила отманикюренными пальцами. Выскочив из кожуры, ягода улетела под соседний столик.
Любочка