развлекались. То есть Тимоха мечтал, конечно, что ему денег привалит на новый дом и вообще на жизнь, чтобы мать больше не надрывалась. Но, видно, сам до конца не верил. Или, может, река решила, что не всё у него так плохо, сам как-нибудь разберётся. Про меня и говорить нечего – я тогда, по большому счёту, забот не знал.
Сегодня – дело другое.
Нет, я понимаю, конечно, что не настолько у меня всё хреново. Пусть даже отец перестанет быть хозяином пасеки, без хлеба мы не останемся, просто будем работать не на себя, а на чужого дядю. Что здесь такого страшного? Большинство всю жизнь так живёт и ни о чём больше не помышляет.
Но очень уж скверно у меня на душе после сегодняшнего знакомства с гадом-телохранителем. Бьюсь об заклад, ему только повод дай, и он нас всех прирежет с улыбочкой, не поморщившись. Да и отец, похоже, всерьёз напуган – не зря же обмолвился, хоть и в шутку, что нам поможет только сильное колдовство.
В общем, надо попробовать. Что я теряю, в конце концов? Не получится – буду дальше соображать.
Вот с такими мыслями я вышел к Медвянке. Есть у меня любимое место на берегу – бугорок, поросший травой, и старая ива рядом, которая ветки почти окунает в воду. Чужих тут не встретишь – городские пижоны, которые на пикник приезжают, останавливаются дальше, напротив замка. А с моего бугорка замок толком не разглядишь, потому что ива мешает, загораживает обзор.
Сел на траву, посидел минут пять, расслабился. Река катится мягко, степенно, а на воде золотые блики играют. Ветерок появился слабенький, еле-еле ветки колышет. В зарослях птицы цвиркают иногда, но негромко – имеют совесть. Да, хорошее место, тихое.
Ладно, думаю, хватит сидеть как пень.
И достаю ледышку.
Припомнил ещё раз, что в легендах на этот счёт говорится. Надо, мол, все мысли к реке направить, вроде как раствориться в ней, а о прочих вещах забыть, отгородиться напрочь. Чтобы река почувствовала, что ты тут не просто так, а пришёл по делу.
Ледышку к глазам поднёс – она мутноватая, но всё-таки видно сквозь неё и волны, и берег. Вытаращился, стараюсь не шевелиться, дышу через раз. Шепчу про себя: «Откройся, река, откройся…»
Хрен там.
Никак не идёт из головы разговор, который я сегодня подслушал. Отвлекает, а в результате получается пшик.
Отложил пластину, потёр глаза. Говорю себе – хватит дёргаться, успокойся. Как отец в таких случаях выражается: «Сосредоточься на текущей задаче». Он со мной давно уже не сюсюкает, общается как со взрослым.
Ладно, сосредоточился. Льдинку – в руки.
И тут, как назло, пароход припёрся, от порта вверх по течению. Шлёпает колёсами, воду пенит, небо коптит из обеих труб – они у него тонкие, длинные, стоят рядышком ближе к носу. На прогулочной палубе зеваки толпятся, какая-то дама с зонтиком даже мне помахала. Издеваются, одним словом.
Угрёб наконец, вода опять успокоилась, дым немного рассеялся.
Не успел я порадоваться – сзади ветка хрустнула. Идёт кто-то.
Блин горелый! Да сколько ж можно?
Оборачиваюсь – из-за кустов выходит девчонка. На вид – примерно моего возраста