все и мне легче», – говорила она. И так она выбрасывала все: и стеклянный дождь, и бредятину Frau Dinges, и иголки, и свое «испорченое» имя. И пока она истерила время от времени, я делала вид, что не сплю… Я просто очень быстро училась, быстро усваивала правила.
Наверное, прошла целая вечность, пока я думала, вставать или не вставать. Наверное, я бы и дальше лежала так и размышляла, допустим, о том, что слышать я стала тоже по—другому, не так, как раньше… И был стук в дверь, в дверь моей комнаты, и это могла быть только Ist. Я знала, что она мне скажет, и все, что я потом буду делать, делать только для нее. Какое-то странное знание развертывающихся в будущее событий жило во мне. Интересно, если б я осталась в России, была б у меня такая же ночь или все совсем по-другому?..
– Войди, – сказала я, – у меня открыто…
Она стояла босая, закутавшись в свое одеяло. Ей было или холодно, или ее трясло.
– Ты слышала? – зашептала она довольно громко. – Ведь он опять здесь!
Её голос напоминал звук, который производит предмет, принудительно сочетаемый с теркой. Что-то сухое и хрипящее, даже и голос ей отказывал в тот момент.
– Я думала, мне приснилось, – ответила я, не двигаясь. – Иногда сидишь на уроке и слышится звонок, а на самом деле никакого звонка. Проходит мгновение и вдруг – настоящий звонок, словно ты перед этим слышишь то, что должна услышать. Звонок в будущем времени… В будущем времени, как глаголы.
– Он там стоит, – прохрипела она, – он там правда стоит, пойдем, ты посмотришь, – попросила она жалобно.
– Да верю я, что мне смотреть?.. И, Ольга, зачем нам высовываться, чтоб он проломил кому-нибудь из нас башку камнем? – спросила я, тем не менее садясь в кровати. Я же знала, что пойду смотреть.
Он расколотил окно в подъезде, все потому, что мы его не пустили, а если б мы появились в окне, он мог бы запустить в нас чем-нибудь… Не в нас, а в стекло, конечно… Я поднялась, и мы, не включая света, пошли в комнату Ist. Не доходя до окна, не сговариваясь, мы встали на колени и поползли к подоконнику. Внизу стояла черная высокая фигура.
– Мне надо выпить, – прошептала Ist.
– У нас в холодильнике ничего нет… Только остатки шнапса,
полстакана, – проговорила я, внимательно разглядывая фигуру.
– Я не могу шнапс, – прошептала Ist, прижимаясь лбом к стеклу, – он воняет малиной, он сильно сладкий…
– Он что, накурился? Он как-то странно там стоит, посмотри, – проговорила я.
Черная фигура, стоящая внизу под окнами, прижимала правую руку левой рукой.
– Ложись спать, – сказала я, вставая с колен, – он так долго не простоит, он пойдет сейчас руку себе перевязывать…
Я встала и пошла к себе, и сразу провалилась в сон, едва прилегла.
– Я не могу уснуть, мне страшно, – услышала я шепот. Сквозь сон. Я открыла с трудом глаза, испуганное лицо Ist нависло надо мной. – Он бросает камни в окно, – зашептала она дальше, – он знает, что я