как я вытаскиваю из-под нее свое одеяло, – она не проснулась. Мне пришлось прихватить с собой будильник, и я уснула в ее кровати, с кем-то вдвоем я никогда не могла спать.
Святое сердце
Это был один человек из свободных франков по имени Гело. Гело родился примерно в те времена, когда Украина была Древней Русью, а голубоглазые славяне не знали, что такое татарское иго. Гело построил себе крепость, как это было обычно, и построил церковь. Потом он, как это обычно в жизни, умер, а может быть, был и убит. Местечко в народе называли Гелинкерике, то есть, церковь Гело или место, где стоит церковь Гело. И название этого уже не просто местечка, а города не имело ничего общего с таким многозначным словом «geil», которое тоже имело свою долголетнюю эволюцию, но эволюция его проходила другим путем.
Слово это полузабытое вынырнуло откуда—то из средних веков и стало популярным в молодежном жаргоне, оно было этаким самозванцем, оно превосходило сонное «гелинкерике» по экспрессии своего звучания и значения.
Жанин приезжала от родителей в понедельник утром. В Гайлене поезд останавливался ровно в семь часов сорок минут и всегда на первом пути. Да их и было два, – пути: вперед и назад.
По этому же первому пути поезд доходил до конечной станции, до бывшего римского поселения «Аква», а затем – бывшей резиденции императора Карла. Если от поселения и резиденции кое-что и осталось, то от Гелинкерике осталось одно имя. Он как две капли воды походил на остальные немецкие и голландские близлежащие городишки, маленькие и сонные. Хотя кто-то и утверждал, что в Германии провинции нет, но она просто перла из всех углов и переулков, названных здесь какими-то полуголландскими именами. Она была не столько в переулках и палисадниках, уставленных красношапочными гномами, больше всего её было в головах у проживающих здесь людей.
Жанин приезжала рано, за пятьдесят минут до начала уроков, поэтому в понедельник она никогда не спешила, она выбирала не самый короткий путь к школе. Она шла с вокзала через внутренний город, то есть самую старую его часть, мимо булочной, да, мимо «Кампса».
У булочной как раз стояла машина, привозившая каждый день булки. Их заносили на деревянных решетках внутрь: простые булки, булки посыпанные маком, булки посыпанные сезамом, булки посыпанные «русскими» семечками, булки сырные, то есть облепленные сверху донизу расплавившимся сыром… Жанин, не останавливаясь ни на мгновение, открыла на ходу сумку и достала из нее свою булку, разрезанную и проложенную леердаммером, действительно состоящим сплошь из одних дырок. Было рано и потому безлюдно, булочные заправлялись в это время булками. Хозяйка книжного магазина на углу тоже была на своем месте, она приходила за час до открытия, чтоб привести в порядок учет.
Было замечательно безлюдно. В палисадниках то тут, то там бросались яркостью в глаза бархотки или их еще называли там бархатцы, на желтом и коричневом их бархате гнездились крупные капли росы, которые время от времени