любовь может оказаться выше чести (Ланселот); любовь может лишить героя воли (Эрек из романа Кретьена де Труа) или разума (Тристан).
Герой рыцарского романа движим внутренними мотивами. Разумеется, это еще не те сложные душевные переживания, которые позднее найдут свое выражение в психологическом романе. В поведении идеального рыцаря не трудно обнаружить и представления о чести и долге, и страстные порывы, и христианские добродетели, и мифологические мотивы. Все это сочетается в одном герое – особенном герое, исключительность которого задается уже не его причастностью «иному миру», но его иным душевным складом. Он противопоставляет окружающему его миру свой собственный поэтический мир (от такого героя один шаг к Дон-Кихоту и Гамлету, князю Мышкину и Холдену Колфилду).
Пытаясь описать душевный мир одного из таких героев, А. Д. Михайлов отмечал, что Тристан – «рыцарь и охотник, поэт, музыкант и актер, навигатор и фармацевт, архитектор и художник, шахматист и полиглот… Что еще отличает Тристана? Это неудовлетворенность. Вернее, постоянное стремление к новому, неизведанному, опасному. Ему как бы тесно в рамках обычной повседневности, обычных человеческих норм… Незаинтересованность, бескорыстное подвижничество героя отличают его всю жизнь… Действительно, Тристан побеждает герцога Моргана, но не вступает во владение отвоеванными у узурпатора землями; он отдает их Роальду Твердое Слово и больше о них не вспоминает. Не вспоминает даже тогда, когда его вынуждают покинуть двор Марка. Он ищет пристанище на чужбине – в Польше, Испании, Бретани, – но не в родном гнезде. Из великодушия и безрассудной удали вступает он в бой с Морхольтом, ничего не требуя в награду. Он сражается с драконом, побеждает его и – вот вершина его бескорыстия – отдает завоеванную невесту другому. На службе у Бретонского герцога, отца Изольды Белокурой и Каэрдина, он опять-таки не ищет ни славы, ни достатка. Сколько героев куртуазной литературы увенчали цепь своих рыцарских подвигов браком с прекрасной и богатой принцессой, сколькие из них возвращали себе престол своих предков, где начинали королевствовать со своей милой подругой. Тристан – иной… важно отметить его исключительность. В этой исключительности некоторые исследователи, например М. Казенав, видели основу конфликта легенды: Тристан, по их мнению, как бы принадлежит иному миру, у него иные жизненные принципы, иная мораль, иное представление о добре и зле. И в этом смысле оказывается символичным лечение Тристана Изольдой: „иной“ герой, пораженный „иной“ силой, может быть вылечен только „иными“ руками».
Тристан и Изольда с ядом. Картина Д. У. Уотерхауса. 1916 г.
Трубадуры не только создавали подобных исключительных героев, живущих в их «поэтическом» мире – мире сказок, видений и снов, – но и сами пытались казаться таковыми. Свою «инаковость» – чуждость обыденному миру и приобщенность поэтическому –