выходной день, а некоторые шли небыстрым шагом, посматривая на меня. Один парень даже остановился и спросил, показывая указательный палец: «Ты одна?» Я отрицательно замотала головой, пока никто не увидел моей грязной измены.
Марк вернулся, сел рядом вполоборота и задал мне неожиданный вопрос:
– Тебе понравилось в Германии, какие у тебя остались воспоминания?
– Противоречивые, как и само восприятие этой страны.
– Интересно, почему? – Марк удивленно поднял правую бровь и внимательно посмотрел на меня.
Только сейчас я обратила внимание, насколько «живая» у него, оказывается, мимика. Лицевые мышцы были прекрасно развиты, словно Марк работал профессиональным актером. Особенно эффектно у него получалось поднимать то правую, то левую бровь, будто их кто-то дергает по очереди за невидимые ниточки.
– Немцы для меня оказались слишком пресными, вся их жизнь подчиняется определенному своду правил, которые нельзя нарушать. У меня было ощущение, будто я в какой-то клетке! Она вроде как и удобная, и комфортная, но абсолютно мне не соответствующая.
– А в чем тогда противоречие?
– Ну, многие вещи мне в немцах нравятся, например, их отношение к труду и чувство ответственности. Один среднестатистический немец приравнивается в моих глазах к пяти русским трудоголикам. Ты ведь в Германии дольше жил, какие у тебя отношения с этой страной?
Марк нахмурил свои пластилиновые брови и прищурил большие глаза, вспоминая что-то важное.
– Моя адаптация проходила очень тяжело, и в первую очередь это связано с немецким, которого я попросту не знал. Английский все-таки первый и основной для меня иностранный язык. В отличие от тебя я не мечтал уехать, родители поставили меня перед фактом, а что я мог сделать? Мы переехали в Берлин, который еще не выглядел цельным, несмотря на отсутствие стены.[27] Я пошел в школу и не понимал, что происходит вокруг. Про правила – это ты верно сказала, там все на этом строится, без правил для немца жизни нет. И еще без бумажек, они, по-моему, самые большие бюрократы вместе с французами.
– Знаешь, я могу немцам в чем-то и посочувствовать, – прибавила я.
– И в чем же? – взглянул на меня Марк уже с левой поднятой бровью.
– А в том, что чувство вины и постоянные извинения напрочь уничтожили в них патриотизм. Для немца гордиться своей страной и как-то это проявлять расценивается как тяжкий грех. Ты когда-нибудь замечал, чтобы они вывешивали флаги на домах? У них такое не принято, это тебе не американцы. Причем за реальные грехи прошлого сейчас расплачиваются те, кто не имеет никакого отношения ни ко Второй мировой войне, ни к Холокосту. Я не пытаюсь оправдать их действия, но стараюсь смотреть на ситуацию как здравомыслящий человек. Знаешь, чем немцы похожи на русских?
– Удиви меня, Лизавета, – улыбнулся Марк своей красивой широкой улыбкой.
– А тем, что эти две нации – ведомые и могут до фанатизма во что-то верить. Сначала немцы верили в свою избранность, про которую им рассказывали всеми доступными способами, а теперь они пытаются затесаться