Хулиганский роман (в одном очень длинном письме про совсем краткую жизнь)
над зрительным залом!
Так созрел план создания персонального входа на киносеансы – через чердак на балкончик, оттуда на сцену, дождаться когда в зале погаснет свет потом – нырь под экран! – и ты в зале.
Рядом с вечно открытой комнатой художников на первом этаже, была ещё одна незапираемая дверь выхода под деревья глухого закоулка территории Завода, где мы давно обнаружили добротную железную лестницу с перилами вдоль стены Клуба ведущую на его крышу со свободным доступом на чердак через лаз слухового окошка.
Куба почему-то не захотел идти на дело, оставив исполнение плана на меня и Чепу, и одним из тёмных зимних вечеров, прихватив, в качестве третьего, топор из Чепиного сарая, мы проникли на территорию завода, по наиболее удобному из известных нам перелазов поверх его бетонной стены.
Затем мы беспрепятственно приблизились к зданию Клуба, поднялись на чердак и осмотрелись.
Чердак оказался весьма обширным, с кольцеобразной железной загородкой в центре.
Приподняв её крышку, мы увидели прорези в круглом дне из толстого листового металла, и догадались, что именно из него свисает в зал громадная люстра с висюльками мутных стекляшек.
Из прорезей доносились взрывы и автоматные очереди – кино про войну способствовало исполнению наших не вполне законных намерений.
Выбирая свой путь в прыгающем кругу света от карманного фонарика по утепляющему покрытию из шлака под ногами, мы достигли место пересечения чердака дощатой перегородкой и, на глаз определив расположение надсценного балкончика с её обратной стороны, приступили к осторожному расщеплению досок посредством топора с целью пробиться сквозь них.
Доски оказались толстыми и неподатливыми, к тому же нам приходилось приостанавливать работу, когда внизу наступало затишье между боями.
И только лишь когда мы прорубили одну из них насквозь, стало ясно, что не будет дела: оказывается, перегородка состояла из двух досочных слоёв, с прослойкой листового железа между ними.
Именно металл прослойки стал причиной не позволившей нам прорубить свой личный лаз в волшебный мир киноискусства.
Умели в старину добротно строить…
А вскоре оказалось, что весь этот план не имел смысла, потому что Раиса Григорьевна научила нас брать контрамарки у директора Клуба.
Часам к шести Павел Митрофанович бывал, как правило, уже на взводе и когда кто-нибудь из детсекторников приходил к нему в кабинет с челобитьем, он, посапывая носом для удержанья перегара под контролем, отрывал широкую полоску от листа бумаги на своём директорском столе и неразборчиво писал на ней «пропустить 6 (шесть) чел.», или сколько там в тот день набиралось желающих, а внизу добавлял витиеватую подпись длиною в полстроки.
С началом сеанса, мы подымались на второй этаж, отдавали драгоценный бумажный клочок тёте Шуре, и она отпирала заветную дверь на балкон, колючим взглядом сверяя соответствие нашего количества с иероглифами контрамарки…
Директор росту был небольшого, а сложения плотного,