телефонная трубка, если раздастся звонок. Эта батарея стояла на пляже и, похоже, оборонять ей ничего не пришлось, так как, случись подобное, Олеша не преминул бы в своих записках об этом красочно рассказать.
Согласимся, что вся сумма выше изложенных фактов об Олеше в 1918–1920 годах звучит весьма внушительно. Но вся внушительность этой пирамиды моментально рушится, когда мы прочитаем позднее свидетельство Олеши о его военной службе в литературных записках писателя:
«На батарею приезжал ко мне Стадниченко. Ах, какой он был красивый парнишка! С тёмными сросшимися бровями, с широкой, не слишком выпуклой, но сильной грудью, с румяными губами, с горящим взглядом юноши…
Я любил его как товарища. В гимназические годы мы долгое время сидели с ним на одной парте. Сейчас, когда я служу на батарее, мы не слишком ещё далеко отошли от тех лет. То и дело мы рассказываем друг другу о встречах с преподавателями и товарищами по классу.
– Видел Фудю! – хохочет Стадниченко. – Он в сандальях!
– В сандальях! – хохочу я. – Фудя в сандальях.
Фудя – это инспектор нашей гимназии, придурковатый чиновник, кривогубой речи которого умела подражать вся гимназия.
Я служу на батарее среди матросов. Великолепные матросы, революционно настроенные, разговаривающие о Ленине, – самые настоящие матросы Революции…».[163]
Вот этому мальчишке Юрию-Ежи Олеше, который ещё далеко не отошёл от гимназических проделок, который со слепой романтической верой, без малейшей критики, воспринял советскую власть и отправился ей добровольно служить, не нужно было скрывать и прятать своих тогдашних стихотворений. Наоборот, он вместе с друзьями читал свои лозунговые стихи-призывы, стихи-однодневки «на потребу дня» в только что открытых агитационно-информационных центрах с летучими концертами, поэтическими вечерами и спектаклями. Они выступали в столовых, расположившихся на месте бывших фешенебельных кафе. Позже для подобных выступлений было организовано особое поэтическое кафе «Пэон IV».
Поэт Б. Кушнер (Питтсбург), спустя десятилетия, справедливо написал: «Как тяжело думать обо всех этих горячих, прекрасных юных душах, зачарованных примитивной большевицкой агитацией, большевиками, – а ведь последним было суждено в немногие годы стать величайшими преступниками в мировой истории».[164]
Чтобы понять, какое место занимали стихи Олеши и высказывания Бунина в «Окаянных днях» на одну и ту же тему и с помощью одного и того же тропа, нам представляется необходимым сделать экскурс в историю вопроса.
Ещё в греческой мифологии появились сюжеты, посвящённые оживающим статуям, в частности, миф о скульпторе Пигмалионе, изваявшем статую прекрасной девушки и полюбившем её. Вняв горячей мольбе скульптора, Афродита оживила скульптуру.
В статье «Сюжет об оживающей статуе» исследователь Ромэн Назиров указывает:
«Античная статуя нередко выступала в роли материально воплощенного бога-покровителя (лат. genius loci). Поэтому завоеватели