хламом унылый дворик арбатского дома тонул в серых клочьях промозглого тумана. Тощая кошка, пройдясь по верху проржавевшей кровати, ловко прыгнула на забор. Моросила капель, с реки дул почти весенний ветер. Тулуп и ушанка Джона казались неуместными среди легко одетой московской толпы. Не желая рисковать проверкой документов, он не сел в метро на площади трех вокзалов, а добрался до Арбата, как выразился бы Волк, на перекладных. Он хорошо помнил адрес Алексея Ивановича:
– Дом на Спасопесковском переулке, рядом с резиденцией американского посла… – Джону пришло в голову, что он может появиться на пороге резиденции:
– Или поехать в Замоскворечье, в наше дипломатическое представительство, – он усмехнулся, – здравствуйте, я герцог Экзетер. Ерунда, советские охранники меня быстро скрутят и сунут в воронок. Тем более, мне надо позаботиться о Генрихе, Маше и Феденьке…
Миновав пару остановок на троллейбусе, Джон понял, что на его наряд никто не обращает внимания. В выходные дни Москву наполняли провинциалы, приезжающие в столичные магазины за провизией. Тощий рюкзак Джона болтался за его плечами. Кроме смены белья, зубной щетки с порошком и безопасной бритвы, в его так называемом багаже больше ничего не было:
– Дворик писал художник Поленов, – очнулся он от скрипучего голоса за спиной, – видели вы картину… – сизый дым сигареты вился рядом с раскрытой форточкой, Джон отозвался:
– Только в альбомах. В мои прошлые… – он поискал слово, – визиты в СССР, у меня не оставалось времени на экскурсии в музеи… – мебель в гостиной покойного, как теперь знал Джон, Алексея Ивановича Лопатина, сдвинули к стенам. Два неприметных парня в рабочих спецовках аккуратно вскрыли искусно устроенный тайник в паркете наборного дерева:
– До переворота вся квартира принадлежала Лопатиным, – старик курил американскую сигарету, – отец Алексея Ивановича числился купцом третьей гильдии. Он держал лавку на Смоленском рынке. Для вида, разумеется, – добавил незнакомец, представившийся Аркадием Петровичем, – вообще он занимался скупкой краденого товара… – на звонки Джона в мощную дверь арбатской квартиры ответил один из парней:
– Два звонка, как на табличке указано, – они с Аркадием Петровичем пили хорошо, по-московски, заваренный чай, – парни шестерки, если говорить на их манер… – Аркадий Петрович отставил пустую гарднеровскую чашку:
– Максиму Михайловичу привет передавайте, – мимолетно улыбнулся он, – я его годовалым парнишкой помню. Я его родителей знал, светлой памяти… – старик перекрестился, – бабушку, Любовь Григорьевну… – новый московский смотрящий не упоминал о своем возрасте, но Джон понял, что перед ним человек, родившийся в прошлом веке:
– Он объяснил, что вышел из отставки после убийства Алексея Ивановича, – герцог вздохнул, – значит, ни Лопатин, ни его люди не выдали меня и Машу… – один из парней, почти с поклоном, поставил на столик